Пати не испугалась. Она знала, что это Вовка. Громко засмеялась и запрыгала среди брызг.
Вера Васильевна зовёт ребят: пора завтракать.
Ребята прямо так и завтракают — мокрые, невытертые. А зачем вытираться, если после завтрака опять убегут в море.
Вовка охотится на крабов. Он самый храбрый.
Отправляется к большому камню. Камень старый. Водоросли, как зелёная борода, свисают в воду.
Вовка ходит вокруг камня с палкой в руках. К концу палки приделан гвоздь. Это гарпун. Вовка не поймал ещё ни одного краба, но уверяет, что видел их собственными глазами.
Шурик крабов боится. И Пати крабов боится, хотя никогда не видела собственными глазами.
Во время охоты Пати и Шурик стоят в стороне, ждут результатов. Но результаты всегда одинаковые.
— Во! — говорит Вовка и показывает размер краба.
— Собственными глазами видел? — спрашивает Шурик.
— Угу. Я в него гарпуном…
— А он?..
— Сорвался.
— Убежал, значит?
— Угу. Но я его достану.
Вовка рассказывает, а сам поглядывает на Пати: производит ли рассказ на неё впечатление.
Глаза Пати широко раскрыты. Она восхищена смелостью Вовки.
Вовка, небрежно помахивая гарпуном, идёт вдоль берега. За ним идут Пати и Шурик.
Шурик говорит Вовке:
— Что гвоздь — ты вилку привяжи. Тогда не сорвётся.
— Вилку? — Вовка оборачивается и смотрит на Шурика. — Я честный охотник.
Шурик посрамлён. Пати восхищена Вовкой больше прежнего.
— А то возьму краба живьём. Выкопаю бассейн, налью воды, и пусть сидит для обозрения.
— Краб вылезет из бассейна, — говорит Шурик.
Вовка не желает этого слушать. Он увлечён своими планами.
— Кормить буду. А когда приручу — отдам тебе, Пати. Хочешь?
Пати улыбается:
— Хочу.
Ребята ложатся на песок.
Вовка говорит:
— Скоро начну охотиться на рыб.
— На рыб не надо, — говорит Пати. Она вспомнила глоссиков.
— Ну ладно, — уступает Вовка. — На рыб не буду. Вот если бы здесь были морские черепахи или каракатицы с чернилами…
Вовка сыплет себе на грудь песок. Шурик тоже сыплет себе на грудь песок. Пати прищурилась, смотрит на солнце. Завитки её волос блестят, губы приоткрыты, улыбаются.
Мама часто рассказывает Пати о солнце. В его лучах семь цветов. Их можно увидеть в специальный прибор, конечно. Море забирает к себе в глубину все цвета, кроме синего. Синий цвет море отражает, поэтому оно синее. От солнца синее, от его синего луча. Мама и в экспедицию отправилась, чтобы узнать всё об этом синем луче и о море.
Вовка и Шурик зарылись в песок. Лежат довольные. Тоже щурятся, смотрят на солнце.
Вдруг Шурик испуганно вскочил. Ему почудилось — кто-то ползёт по спине. Оказалось, прилипла ракушка.
Вовка засмеялся. Шурик больше не стал зарываться в песок. Он ушёл к брезентовому дому.
— Ты его обидел, да? — спросила Пати.
— Нет. Он сам обиделся. Сыграем в кремешки?
— Я не умею.
— Ерунда. Я научу.
Вовка выбрался из своей песчаной кучи. Подобрал поблизости маленький камень-кремешок. Показал Пати.
— Вот такие надо. Чтобы у тебя двадцать и у меня двадцать.
Пати кивнула.
— Понимаю. А сколько это двадцать?
— Ну, много.
Они вместе пошли искать кремешки. Пати старалась искать разноцветные.
Местом для игры Вовка выбрал старый камень с зелёной бородой. Он был плоским, удобным.
Пати и Вовка сели друг против друга.
Кремешки надо было подбрасывать и ловить обратной стороной ладони по два, по три, по четыре. Или, подбросив один кремешок, успеть собрать остальные и поймать тот, который был подброшен.
Если промахнёшься, — кремешки стукались о камень с зелёной бородой и ускакивали в море. Играли до тех пор, пока все кремешки не ускакали.
После обеда ребята отдыхали. Их заставляла отдыхать Вера Васильевна. А сама принималась в летней кухне мыть посуду.
Вспоминала своих мальчишек, когда они тоже были такими вот маленькими, как Вовка и Шурик. Вовка, тот бойкий, на её старшего похож. Про Южную Атлантику рассказывает, про китов и пушки с гарпунами. Географическая карта у него есть, где эта самая Южная Атлантика. Шурик — тот на её младшего похож. Тихий, застенчивый. Но особенно Вере Васильевне нравилась Пати. Смешная она и весёлая. И по-русски говорит, как наши дети. А ещё, может быть, потому нравилась, что была девочкой. А девочек у Веры Васильевны не было — только мальчишки, двое.