Клин продолжал лежать на дне, зажав в руках бесполезное оружие. Он не молился, поскольку был фаталистом. Если одной из этих пуль суждено решить его судьбу, то пусть так оно и будет. Все просто. И он ничего не смог бы с этим поделать.
Лодка продолжала дрейфовать, но ружейные выстрелы стали беспорядочными, пули свистели мимо, даже не попадая в лодку. Моторы судна заработали на полную мощь: браконьеры быстро тралили, двигаясь в противоположном направлении. Похоже, прибыль от ночного улова была важнее мести устроившему по ним стрельбу. Возможно, подумал Клин, на судне уверены, что прикончили его, и решили не тратить драгоценное время на проверку.
Лишь когда шум двигателей стих, Клин поднялся на ноги. Он окинул взглядом сверкающую в лунном свете воду. Вокруг ни души.
Клин попытался завести мотор, и тот затарахтел с пол-оборота, каким-то образом избежав повреждений от града пуль.
Клин по-прежнему не спешил. Расположение луны подсказало, что было около трех часов ночи, и о ловле не могло быть и речи. С безразличием он выбросил за борт выловленных крабов. Такой скудный улов едва ли стоил связанных с торговлей хлопот. Лучше вернуть его в океан.
Клин сел, направив лодку на обратный курс со скоростью в три узла. Первым, кого он хотел увидеть на берегу, был Кордер, и Клин отлично знал, что репортер редко встает раньше девяти часов, поэтому не спешил.
Слева от него был коралловый риф, что выступал из воды, словно некое доисторическое морское чудовище с горбатой бесформенной спиной. На фоне мерцающей поверхности океана вырисовывался четкий силуэт.
Сперва Клин едва взглянул на риф: он знал каждый отросток кораллов в прибрежных водах этих островов. Иногда днем бросал якорь возле одного из таких рифов и ловил синюю коралловую форель.
Неожиданно Клин встревожился, левая рука автоматически потянулась вниз и замедлила ход лодки. Рев мотора превратился в ровное гудение, скорость стала не больше одного узла.
Сначала Клин никак не мог понять, что привлекло его внимание. Множество раз он проплывал мимо этого рифа — и при лунном свете, и при дневном, — но теперь тот выглядел как-то иначе. Клин не мог этого объяснить. Кораллы не изменяют форму за несколько дней. И все же…
И тут он понял, почему замедлился. Впервые за несколько лет с того дня, как его преследовала под водой большая белая акула, Клин ощутил леденящий душу страх. Часть кораллового рифа двигалась!
— Боже мой, — пробормотал он и сбросил скорость почти до полной остановки двигателя.
Клин снова присмотрелся и через несколько секунд понял, что не ошибся. Выступ кораллового рифа слева от него переместился так плавно, что сперва это можно было принять за оптический обман, вызванный движением лодки или волн. Но когда «выступ» приподнялся и между ним и основным рифом образовалась щель, Клин инстинктивно повернул руль, уводя лодку в сторону от этого жуткого и необъяснимого явления. Однако любопытство все-таки взяло верх, и он решительно остановил лодку и обернулся.
Прошло несколько секунд, прежде чем Клин понял, что двигался вовсе не риф, а то, что взгромоздилось на него. Нечто настолько идеально сливающееся с ним, что казалось его частью.
Лодку относило волнами все ближе к рифу. Затем, оказавшись на расстоянии не больше пятидесяти ярдов, Клин наконец смог распознать объект своего любопытства. Это был огромный краб, размером почти с небольшой автомобиль!
Страх снова охватил его. Теперь Клин отчетливо видел чудовище, более того, оно тоже его заметило: почувствовав присутствие человека, изменило положение и повернулось к нему мордой. В лунном свете два глаза светились красноватым огнем, разглядывая Клина.
Он уже не сомневался в том, что видел, тщетно пытался найти этому объяснение, но был уверен в одном: ему встретился не крупный квинслендский краб, а незнакомый вид, который по всем законам природы просто не мог существовать ни в Тихом, ни в любом другом океане.
Клин подумал о дробовике, лежащем рядом, но тут же отбросил эту идею. Чтобы пристрелить существо такого размера, понадобилось бы ружье большего калибра.
Краб по-прежнему сидел на рифе и смотрел на него. Двигались только крошечные глазки, мерцающие с явной недоброжелательностью.
Клин не знал, сколько времени они глядели друг на друга. Может, десять секунд, может, десять минут. Чем дольше Клин смотрел, тем больше поддавался гипнозу этого существа. Помани его чудовище одной своей огромной клешней, он бы, наверное, бросился за борт и поплыл к нему.