— Мы… Мы потратили десятилетия, Аркадий. Десятилетия, чтобы стереть этот род с лица земли. Мы сожгли их лаборатории, подкупили министров, артефакт за артефактом обесценивали их репутацию, мы уничтожили их влияние, украли разработки, сожрали их рынок, раздавили их наследие. Мы убили всех. Всех, Аркадий! Остался один. Один последний… и он убивает моего сына⁈ Моего Алексея! Наследника рода Черновых!
Он врезал кулаком по мраморному столику, и тот треснул с хрустом, заставив Аркадия вздрогнуть.
Барон остановился, дыхание у него сбилось, но взгляд стал холодным, ледяным, смертельным. В его глазах больше не было бешенства — только чёткое, выверенное, смертоносное намерение.
— Собирай гвардию. Всех. И пускай приведут мне этого Морозова. Живым. — он сжал кулак, из-под ногтей выступила кровь. — Я хочу лично посмотреть, как гаснет его род. Навсегда.
Приём подходил к концу, и я уже начал подумывать о побеге — от вина, от шепотов за спиной и от однотипных улыбок, натянутых, как старая простыня на сквозняке. Лиза весь вечер пыталась выдать свою заинтересованность за безразличие, но я видел, как её взгляд постоянно метался к Плюму. А вот этот ушастый предатель вёл себя, как настоящий артист — порхал мимо, садился рядом на пару секунд, чтобы дать надежду, и тут же срывался в сторону, как пушистый комок дерзости.
Её попытки погладить его завершались каждый раз одинаково — промахом. А Плюм только рад был поиграть. Он не забыл, как она в прошлый раз попыталась «завладеть» им, словно игрушкой. У Плюма на такие вещи память лучше, чем у большинства банкиров. И злопамятность в придачу. Засранец ещё тот, но мой.
Когда я наконец вышел на улицу, Лиза, конечно, увязалась следом. И, надо отдать должное, выглядела в этот момент не как светская львица, а скорее, как девушка, которой действительно не хотелось прощаться. Мы перекинулись парой тёплых слов, я взял её за руку — не наигранно, без маски, — и сказал, что вечер был… неплох.
Она улыбнулась. Чуть грустно. Плюм в этот момент спрыгнул мне на плечо и показательно фыркнул в её сторону. Я усмехнулся — вот кто у нас тут ревнует.
Сев в такси, я опустил стекло, бросил Лизе напоследок короткое:
— Не скучай слишком сильно.
Плюм тихо хихикнул. Машина тронулась, мягко покатилась по гравию вымощенной аллеи, оставляя позади свет фонарей, роскошь поместья и один взгляд, что задержался на мне чуть дольше, чем позволяли правила приличия.
Смотря вслед удаляющемуся автомобилю, Лиза Ефремова чувствовала, как внутри её словно расправились крылья и одновременно… сжался тугой узел. Что-то неуловимое, горячее и щекочущее клубилось в животе, будто там поселился целый рой трепещущих мотыльков. Она раздражённо выдохнула. Ну конечно. Самоуверенный, нахальный, с этими ледяными глазами и вечной ухмылкой, с которой хочется то ли ударить, то ли… поцеловать.
Она скрестила руки на груди, будто пытаясь этим жестом унять дрожь в пальцах — нет, не от холода. Она себе не признавалась, но где-то в глубине понимала: Лев Морозов выбил из-под неё почву. Он был слишком другим. Слишком живым. Как будто во дворце, полном скуки и благородной сдержанности, вдруг включили ток.
— Придурок, — пробормотала она с нежностью, которую тут же попыталась вычеркнуть из интонации.
Но стоило машине с ним выехать за пределы поместья, как её сердце сжалось уже по другой причине. Глаза Лизы расширились — к авто подкатили два массивных чёрных внедорожника, как тени с механическими суставами. Двери распахнулись, и оттуда высыпали люди в тёмной форме и с оружием.
— Что?..
Они действовали быстро, слаженно, как обученные хищники. Морозова вытянули из машины, кто-то умело связал ему руки, кто-то прикрикнул на водителя. Не было сомнений — это была засада. Он даже не успел оказать сопротивления.
Лиза стояла, вцепившись руками в ограду, как будто могла силой воли остановить происходящее. Но машина с Львом уже тронулась с места, растворяясь в темноте улицы, как исчезающий шанс… и начиналась совсем другая игра.
— Немедленно… гвардию! — сорвалось с её губ. — Надо вытащить его! Они увезли его!
Лиза дрожащими пальцами уже тянулась к телефону, в голове с оглушительным грохотом смешались тревога, страх, злость и… что-то ещё. Безумное желание броситься в бой, вырвать Льва из этой засады. Чёрт, да хоть одной против всей этой черновской своры.
Но голос, как раскат грома, раздался у неё за спиной:
— Остановись, Елизавета.
Она вздрогнула. Повернулась. Там стоял отец — князь Ефремов, высокий, прямой, с лицом, словно вырезанным из старого дуба. Суровый, холодный и абсолютно спокойный. Это спокойствие страшило даже больше, чем если бы он кричал.