Я только кивнул, наблюдая за ней с нарастающим уважением. Эта женщина была не просто юристом. Она была лезвием в шелковых перчатках.
— Ваша ситуация была бы решена в ближайшие часы, — продолжила она, скрестив руки на груди, — но… случилась утечка. Видео, фотографии, слухи. Резонанс колоссальный. Чернов был не последней фигурой. А теперь, когда вы вычеркнули из родословной ещё и его самого, половина аристократии либо вас ненавидит, либо боится. А вторая половина — наблюдает, чтобы понять, кого поддержать.
— Везёт мне на популярность, — пробормотал я, мрачно усмехнувшись.
— Именно поэтому, — продолжила Алиса, не обращая внимания, — суд решено провести… сегодня. Через несколько часов. Всё быстро, тихо, чтобы поскорее закрыть дело. Показательное выступление, формальность, которую хотят использовать, чтобы сохранить лицо.
Я приподнял бровь.
— И?
Она медленно подошла ко мне, наклонилась так, что её волосы чуть задели моё плечо, и прошептала:
— А мы им не дадим.
Когда Алиса, оставив после себя аромат кофе и тонкого парфюма, удалилась на подготовку, меня без лишних церемоний вернули обратно в камеру. Плевать. После всего, что я пережил, железная дверь с грохотом — почти как родная.
Я развалился на узкой койке, закинул руки за голову и хмыкнул, когда Плюм выбрался наружу и вальяжно растёкся на груди. Принял форму клубка пушистого облака и блаженно зевнул.
— Ну что, крошка, думаешь, мне пойдёт присяжный пафос? — спросил я лениво. — Или лучше взять с собой голема и эффектно вломиться в зал суда?
Плюм ответил влажным «п-ш-ш-ш» и попытался перекусить прядь моих волос. Я шлёпнул его по боку. Снаружи, за дверью, раздался хриплый смешок. Кто-то из охраны.
Да, зрелище ещё то. Сидит, значит, барон Морозов, играет с воздухом и разговаривает с потолком. Как тут не подумать, что у парня крышу сорвало. Особенно после сожжённого поместья и пары десятков трупов.
— Я же говорю, он поехавший, — донеслось через смотровое окошко. — С призраками трындит.
— Ага, ещё начнёт заклинания бормотать — я в отпуск уйду, — ответил второй голос.
Я подмигнул Плюму и шепнул:
— Пугнём их потом. С огоньком.
Вскоре дверь снова открылась, и на пороге возник мужчина в строгой форме, с коробкой в руках.
— Ваш адвокат прислал. Сказала, чтобы выглядели достойно, — буркнул он и поставил коробку на стол.
Я приподнял бровь.
— Уж не сюртук ли, расшитый золотом?
— Просто костюм, — проворчал охранник. — Давайте, переодевайтесь.
Рассматривать содержимое я стал с удовольствием. Костюм действительно был шикарен — тёмно-графитовый, тонкая ткань, идеально подогнанный под фигуру. Рубашка цвета льда, запонки в форме львиных голов. Даже галстук был не просто галстуком — его украшала крошечная серебряная булавка с простенькой руной «Защиты».
Натянув всё это великолепие, я покрутился перед треснутым зеркальцем в камере и довольно хмыкнул.
— Ну, Алиса… воистину, талантливый человек талантлив во всём. Один взгляд — и всё село, как влитое. Даже чёртов галстук подобрала к цвету моих глаз. Женщина — ураган.
Я поправил манжеты, провёл пальцем по лацкану и, чувствуя, как внутри меня нарастает знакомое предвкушение сцены, расправил плечи.
— Ну что же… — пробормотал я, — пора на спектакль. Первый акт. Суд. Я в главной роли. Наручники оставьте, будет эффектнее.
Охранник скривился, но кивнул. Ну да, их бы и так не сняли. Меня повели через коридоры — сжатого в сталь, но всё того же уверенного в себе.
Пора показать этому миру, что Морозов не из тех, кого судят. Морозов — из тех, кто пишет законы.
Глава 15
Зал суда напоминал гробницу, освещенную тусклым светом люстр с потускневшей позолотой. Высокие дубовые панели на стенах поглощали каждый звук. Скамьи для публики были забиты до отказа: аристократы в шелках, журналисты с блокнотами наготове, парочка монахинь, перебирающих четки, словно молящихся за чью-то душу. В центре, за массивным столом цвета черного янтаря, восседал судья Волков — худой, как жердь, со строгим лицом и длинным носом. Его пальцы нервно барабанили по Соборному Уложению, лежащему перед ним.
Прокурор Вальтер Прусский, мужчина с багровым лицом и голосом, натренированным на митингах, расхаживал перед присяжными, размахивая папкой.
— Господа присяжные! — его рука вскинулась в мою сторону, словно кинжал. — Этот человек — не барон, а чудовище! Он превратил дуэль в резню, а древний род Черновых — в пепел!