Чиновник надул щёки, как жаба:
— Без личных печатей наследников, без инвентаризации…
— На нашей стороне заключение суда и закон. — менторским тоном сказала Алиса. — Или вы намекаете нам на взятку? У меня много знакомых прокуроров. Может, шепнуть им, чтобы они инициировали проверку вашего отделения? И лично вас?
Пузач замер. Его пальцы затрепетали, перебирая цепочку от карманных часов.
— Не надо кипятится, госпожа! Что вы в самом деле! Сейчас все будет готово! — засуетился клерк.
И его «сейчас» превратилось в полчаса ожидания. Нам, наконец-то, вручили железный ларец. Внутри лежали пожелтевшие документы на участок неподалеку от моего имения, счета в банке и гербовая бумага с отметкой завода «Стальмаг».
Старший чиновник поправил жиденькие волосы на затылке, едва скрывая ярость:
— Поздравляю. Надеюсь, завод вам не сожгут.
— Не переживайте, — я захлопнул крышку ларчика, чувствуя, как Плюм перекидывается на моё другое плечо. — У меня будет хорошая противопожарная система.
На улице Алиса распахнула зонт — начал накрапывать дождь.
— Завод в Севастополе, — сказала она, глядя, как капли стучат по крышке ларца. — Там ещё остались те, кто верен Черновым. Будьте осторожны.
— О, не переживайте. Я умею находить общий язык с людьми. — усмехнулся я.
Уголок столовой Императорского магического университета напоминал улей: гул голосов, звон ложек о тарелки, запах жареной рыбы и застоявшегося компота. Голицын и Волконский сидели у окна, заваленного конспектами и кружками с остывшим чаем. На столе лежала газета с заголовком: «Барон Морозов: убийца или жертва?»
— Ты видел это? — Голицын, рыжеволосый и веснушчатый, ткнул пальцем в портрет Льва. — Говорят, он голыми руками вырвал сердце у Чернова. И съел!
Волконский, высокий брюнет с вечной тенью недоверия в глазах, отодвинул газету:
— Не гони, Гольц. Мы же знаем Льва. В прошлом походе в портал он был славным парнем. Он по-любому невиновен. Наш друг — «Сердцеед»? Только если дамский.
— Дамский? — Голицын понизил голос, оглядываясь. — И верно… Твоя правда. Помнишь, какие он артефакты продавал на площади в Севастополе. Там люди с ума сходили от любви.
— Лев далеко пойдет. Вот увидишь! Нужно держаться за него, — Волконский нахмурился, но пальцы сжали край подоконника. — И вообще, Черновы сами гады. Отец Льва…
— Отец Льва давно умер! — Голицын перебил, швырнув в него смятый бумажный стаканчик.
— И мы оба знаем, кто ему помог в этом. — резонно заметил Волконский, проверяя свой пиджак на предмет пятен. — Так что все по чести. Любой бы из нас попытался отомстить за отцов, какими бы строгими они не были.
— Твоя правда… — понуро опустив голову, согласился Павел. — Он с нами одного возраста, а уже мастера завалил! Мы в сравнении с ним жалкие ничтожества!
— Ну так не за юбками надо ухлестывать, а больше учиться и тренироваться! — бросил Алексей. — И как знать, может когда-нибудь мы его догоним!
— Куда сейчас пойдем? На лекцию? Или посмотрим на девчонок на физкультуре?
— Сила — это хорошо… Но девушки еще лучше… — Тяжело вздохнул Волконский, и два друга неспешно направились в сторону стадиона — вдохновляться на будущие подвиги…
Глава 16
Вечер над родовым имением Зубовых опускался мягко, золотисто. Лёгкий ветер гнал по аллеям запахи роз, смешивавшиеся с дымком от камина, где потрескивали свежие поленья. Старый особняк рода Зубовых словно выдохнул — после долгого дня в нём воцарилась почти умиротворяющая тишина… если не считать тяжёлого дыхания главы семьи.
— Ты… что⁈ — гулкий голос пробежал по высокому залу, отражаясь от тиснёных потолков. — Портал, Дмитрий⁈ Без сопровождения! Без уведомления! Без разрешения⁈ Да ты с ума сошёл! — барон Зубов-старший, пухлый, лоснящийся от жары и беспокойства, почти вскакивал с кресла, но габариты и давление не позволяли ему долго оставаться в вертикали. Он снова осел, но глаза его метали молнии.
Дмитрий стоял у камина, опершись локтем о каминную полку. Высокий, стройный, сдержанный — его спокойствие раздражало отца пуще самого поступка.
— Отец, мы вернулись живыми. Даже не просто живыми — успешными. Мы с Морозовым вытянули достаточное количество трофеев. Ты знаешь, во сколько оценили мою долю? — голос его был спокоен, почти ленив, но с тем особым оттенком, от которого у старика начинала дрожать щека.
— Мне плевать! — взвизгнул Зубов-старший и схватился за грудь, роясь в кармане в поисках мятной конфеты. — Ты хоть понимаешь, кто такой этот Морозов⁈ Да он… он… он псих! Сумасшедший! Говорят у него артефакты грызут людей заживо, а он потом это рисует! А ты с ним по порталам шляешься, будто у тебя за спиной нет рода и титула!