— А-а-а! — он забился, шлёпая по огню руками. — Тушите! Тушите!
Плюм прыгнул с забора, превратился в миниатюрного дракончика и плюнул на пламя. Огонь погас, оставив дырку в форме сердца.
— Качество оставляет желать лучшего, — усмехнулся я, разглядывая артефакт. На рукояти появилась трещина, из которой сочилась темная жидкость. — Но на первый раз сойдёт. Чуть позже доработаете.
Артёмка, всё ещё трясясь, вытер пот с лица сажей:
— Это… э-э-э… особенность конструкции! Жидкость — стабилизатор. Если течёт, значит, артефакт готов к перезарядке!
— Перезарядке? — я встряхнул «Огневёрт», и брызги жидкости попали на сапог. Кожа начала дымиться. — Надеюсь, следующую партию вы сделаете без «сюрпризов». Или я проверю их на ваших ботинках.
Плюм грозно мяукнул в такт моим словам.
— Клянусь! Это только из-за спешки… Всего два экземпляра оказались бракованными! — завопил Артёмка, пятясь к мастерской. — Это… фича! Сигнализация! Если враг украдёт артефакт…
— Враг задохнётся от смеха, — перебил я, швыряя «Огневёрт» обратно в его дрожащие руки. — Пакуй товар.
Артёмка кивнул так, будто его шею дёргал невидимый кукловод. Из мастерской донёсся грохот — видимо, кто-то из подмастерьев уронил наковальню. Плюм, унюхав хаос, рванул внутрь, сбивая ящик с болтами на крыльце.
Я поднял взгляд выше. На крыше мастерской, среди труб и антенн, маячил силуэт Степана Игнатьевича — призрачного, полупрозрачного. Видно, старый артефактор сгорал от стыда, вот и ныкался, как мог, используя свои наработки. Дурдом…
В общем итоге Артемка оказался расторопным и честным малым и быстро перетаскал на улицу все, что я заказывал. Беглым взглядом ощупав каждый экземпляр, я убедился, что, действительно, бракованными оказались только два клинка. Глаза Артемки расширились от удивления, когда я все это добро погрузил в свою сумку-бездну.
— Научите? — робко спросил парень, ткнув пальцем в мой волшебный рюкзак.
— Может быть… Если будешь прилежно работать и выполнять мои заказы. — хмыкнул я и перевел ему кругленькую сумму на карту, чтобы не расстраивался. Может, купит деду бутылку коньяка. Пусть старый обнулится…
Я прыгнул в машину и указал таксисту следующий адрес.
Дорога к поместью напоминала змею, избитую до полусмерти. Колёса такси подпрыгивали на выбоинах, выбивая из подвески стон, похожий на предсмертный хрип. Плюм, принявший облик горностая, вцепился мне в плечо, шипя на каждую кочку. За окном мелькали обугленные пни, словно чёрные пальцы, торчащие из земли в немом проклятии. Где-то вдали, за холмом, дымились остатки древнего амбара — неизвестные «доброжелатели» явно решили, что огонь убедительнее слов.
Григорий и Матвей Семёныч ждали у ворот, будто два сторожа из старой легенды — один в потрёпанном фраке, другой в строгом костюме с потёртыми локтями.
— Добро пожаловать на огонек, барин, — прохрипел Григорий, его голос звучал уныло и тускло. — Бандиты отметились. Дорогу к деревне превратили в дырявый сыр.
Я вышел из такси, и ветер донёс запах гари. Плюм спрыгнул на землю, обнюхивая колею, где земля была вспахана взрывами.
— А само поместье? — спросил я.
— Чисто, — Матвей Семёныч поправил очки, заляпанные сажей. — Ваши… э-э-э… помощники оказались весьма… усердны.
Мы обошли забор. Три трупа лежали в позах, достойных экспозиции в музее абсурда. Первый — здоровяк с татуировкой глаза на лбу — был расплющен в лепёшку. Отпечаток на его груди повторял узор подошвы Утюга. Второй, худой как жердь, обуглился до угольно-чёрного блеска. Его пальцы всё ещё сжимали нож, лезвие которого сплавилось в гармошку. Третий… Третий явно пытался бежать. Его ноги были привалены гранитной плитой, а лицо — утыкано осколками витражного стекла из разбитого окна гостиной.
— Утюг явно перестарался, — пробормотал я, тыча ногой в череп первого бандита. Кость хрустнула, обнажив мозг, запечённый, как яблоко в тесте. — Я же говорил ему: не давить сильнее, чем на тонну.
— Они слушают? — Григорий фыркнул, указывая на следы от Доски возле моих ног.
— Слушают, — я усмехнулся. — Но понимает по-своему.
Плюм подскочил к третьему трупу и принялся вытаскивать из кармана монетку. Труп дёрнулся, словно протестуя, но горностай рыкнул, и тело затихло.
— В лесу тоже неспокойно, — подал голос Матвей Семёныч. — Были обнаружены следы. Свежие. Человек двадцать, не меньше. Не подходят близко, но… — он кивнул на забор, где висела табличка «Осторожно! Злой утюг!», испещрённая пулевыми отверстиями.