Всё-таки им худо-бедно удавалось сдерживаться, пока на кладбищенской дороге им не повстречалась сухонькая старушка, которая, утирая слезы кончиком платка, сказала дребезжащим голоском: "Хлопцы, вы так красно граете". После этого в составе оркестра остались только скрипачи, которым истерическое кудахтанье все же не мешало воспроизводить какое-то подобие звуков, в отличие от духовиков. Дирижёр же молча содрогался в конвульсиях.
Во время панихиды, тромбонист, будучи уже совершенно невменяемым, поскользнулся и упал в соседнюю яму, вырытую для чужого покойника. Скромное, самоотверженное сердце... не имея возможности выбраться, он все же не пожелал нарушить торжественность момента, и дабы не подводить товарищей, продолжал играть свою партию. Постепенно все инструменты один за другим растерянно умолкали. Сцена из романа Стивена Кинга - тромбониста нет, а тромбон играет, причём звучание у него явно замогильное. Столпившись вокруг ямы, где скорчившись на дне, ничего не слыша, не видя и вряд ли уже хоть что-нибудь соображая, музыкант продолжал увлечённо заниматься тромбонизмом, а бесстыжие циники огласили обитель печали дружным, бодрящим хохотом, от которого несчастный, забытый всеми покойник, наверное перевернулся в своём гробу.
И вот сейчас я иду навстречу очередной печальной процессии. Однако по мере того как мы сближались, я всё больше и больше приходил в недоумение. 'Какие-то странные похороны. Почему все улыбаются? Или тут принято умерших проводить с песнями и плясками? Кстати, а где собственно сам виновник торжества... где труп?' Я начал всматриваться вглубь толпы стараясь различить очертания гроба.
Не дойдя до нас примерно десяти метров, все участники процессии неожиданно рванули вперёд. Хохоча, девушки одевали венки на шеи моих товарищей, мужская часть делегации норовила пожать руки или похлопать по спинам воинов. Я с открытым ртом пытался осмыслить происходящее. 'Они что собираются хоронить нас?!' Эта мысль даже мне показалась бредовой и наконец-то сквозь ликующую толпу ко мне пробился староста - Ольг.
- Мир встречает своего господаря - пробасил управляющий и с поклоном протянул мне двухлитровый ковш, до краёв заполненный каким-то напитком. Гомонящие селяне разом затихли.
'Что делать? - размышлял я, беря чашу. - Выпить до дна или сделать глоток и передать по кругу? Блин, по-моему, каждое массовое мероприятие должно быть хорошо отрепетировано, иначе могут возникнуть какие-то казусы. А ещё я ненавижу чувствовать себя несведущим младенцем'.
К ковшу я присосался основательно и надолго. Пиво, а в чаше плескался именно этот напиток, было отменного вкуса. Прохладное, немного тягучее, с терпкими зерновыми нотками оно оказалось весьма кстати после длительного пешего марша. Я и не заметил, как осушил братину до дна.
- Ладно ли прошло ваше ратное дело? Все ли вернулись домой? - Продолжал староста неизвестный мне ритуал.
'Всё пучком, торчком и по по-пацански' - чуть не брякнул я, но вовремя взял себя в руки. - Надо держать марку. Сеньор вернулся домой это вам не хухры-мухры'.
- Благодарю - постарался я придать своему голосу и роже торжественное выражение. - Поход наш был... славным и, хвала богам, все вернулись домой.
Оказалось, что местные селяне решили организовать праздник в честь нашего возвращения. Однако подвигло прижимистых крестьян разориться и накрыть столы далеко не верноподданническое чувство, а трезвый расчёт на прибыль. Ольг, не чинясь, прямо заявил, что местный люд с удовольствием скупит часть нашей добычи. Как вы понимаете, цену деревенские жители предлагали совсем не такую как горожане. Поразмыслив, я согласился с таким предложением. Чем богаче и сытнее будет житься моим подданным, тем более известным станет деревня и в неё начнут прибывать новые поселенцы.
Прежде чем усесться за праздничные столы, мы решили сбросить мешки в моем замке и установить алтарь. Делов-то на пару минут. А по дороге к своей резиденции, я открыл меню, чтобы ознакомиться с положением дел в деревне.