Валерий непонимающе пожал плечами:
— Вроде ничего… А что-то случилось?
Теперь уже Мездриковский удивленно посмотрел на него. И даже покачал головой:
— Да нет, Валерий Борисович, как вы говорите, вроде ничего… особенного.
У Валерия вдруг стало накапливаться раздражение от этого загадочного тона, от полунамеков на что-то, чего он не знал. Захотелось встать и, хлопнув дверью, выскочить из кабинета, но он понимал, что может сразу же лишиться научного руководителя, а тогда прощай диссертация, а возможно, и институт.
— Можно идти, Евгений Павлович? — нерешительно произнес он, стараясь не выдать себя тоном.
— Да, пожалуйста, Валерий Борисович. — Мездриковский, не протягивая ему руки, кивнул и зарылся в бумаги.
Кушнир вышел в приемную раздосадованный и злой. Подошел к столу Лены:
— Он что, со вчерашнего дня такой?
— Ага, — Лена сняла руки с клавиатуры пишущей машинки и, оглянувшись, зашептала: — Что-то случилось… Вчера утром его вызвали в райком партии, и он вернулся злой, как черт, вызвал Демидова, и они о чем-то долго говорили. Потом он уехал, а вернулся еще злей.
Раздался резкий звонок, и Лена впорхнула в кабинет Мездриковского.
Валерий решил заглянуть к Гилярову. Сергея он нашел в коридоре лаборатории, где тот старательно вписывал в таблицу футбольного чемпионата страны результаты последнего тура.
— Привет, Серега.
— Здорово, — Гиляров протянул руку, — ты чего такой злой?
— А ну его к черту! — в сердцах выругался Кушнир и уселся в кресло около журнального столика с подшивкой «Правды». — Вызвал сейчас Мездриковский и полчаса какие-то загадки загадывал. Сидел, сверлил меня глазами, как удав кролика. Спрашивал, зачем еду в Москву, да на сколько…
— Это… наверное, насчет меня он тебя вызывал, — произнес нехотя Гиляров.
— Не понял.
— Влип я, Валерка, как кур в ощип!
— Что такое?
— Да бумага на меня пришла…
— Из милиции?
— Если бы… Анонимка. Написал кто-то, что я-де бросил жену, выгнал ее из дома… Живу с Водолагиной Ольгой, а потому, дескать, Водолагин оказывает мне различные знаки внимания, поставил на внеочередную защиту…
— Шутишь?
— Какие уж тут шутки! — воскликнул Гиляров. — Поверишь, как узнал, ночь не опал. Ребята говорят, что могут отстранить от работы в группе и отодвинуть защиту.
Кушнир ошарашенно молчал. Молчал и Сергей, задумчиво вертя в пальцах коробку спичек.
Глава 9
Кушнир собирался недолго. Сунул в сумку несколько рубашек, тренировочный костюм, бритвенный прибор и полотенце. Сел на тахту и задумался о том, что еще надо взять, но мысли крутились около Гилярова. Что-то мешало сосредоточиться, и он никак не мог помять, что. Перед глазами стояло лицо Меэдриковского с мефистофелевской бородкой и цепкими, но словно безразличными глазами.
Позвонили а дверь, и Валерий пошел открывать.
— Ну, показывай, как ты живешь? — Кудряшов решительно шагнул на порог. — О братец, да ты прямо буржуй! Ишь хоромы…
— Да какие хоромы, — Кушнир поморщился, — конечно, один, но есть ребята и получше устроились.
— Ну, ну, — засмеялся Андрей, — не зарывайся… Ты когда в Москву едешь?
— Да вот соберусь и пойду. — Валерий посмотрел на часы.
— А со мной не хочешь прокатиться? Я на машине сейчас еду. А?
— Слов нет, — Кушнир развел руками, — ты как добрый волшебник.
— Тогда выходи к подъезду, — Кудряшов потрогал магнитофон. — Хороша техника у тебя, Валера. Сколько отдал?
— Да ничего. Травински подарил. Помнишь, америкоза на симпозиуме в Киеве?
— Да ну? — удивился Андрей. — Ничего подарочек, тысячи на полторы тянет.
— Неужели так много?
— А ты что, не знал? — Андрей повертел в руках кассету. — Зайди в Москве на Садовую-Кудринскую в комиссионный и посмотри…
До Москвы Кудряшов и Кушнир доехали без приключений, поселились в «Заре». Андрей, сказав, что ему надо в библиотеку, уехал, а Валерий помчался на завод и пришел в гостиницу поздно вечером уставший и голодный. Кудряшов спал, а на столе под полотенцем Кушнир нашел тарелку с бутербродами и остывший чай в стакане. Наскоро поев, улегся в кровать, но потом встал и нерешительно подошел к телефону.
— Алло… Ирэн? Здравствуй!
— Валери… — голос в трубке дрогнул. — Ты откуда говоришь?
— Из гостиницы. Вчера приехал, но не смог позвонить — дела были, а сегодня только сейчас освободился. Как ты живешь?
— Валери… — трубка помолчала, и вдруг Кушнир услышал шепот: — Валери… Мне плохо без тебя.
До слуха молодого человека долетало прерывистое дыхание девушки, а думал он о другом.
— Валери, ты меня слышишь? — И тут только он понял, что Ирэн кричит в трубку. — Ты меня слышишь?
— Да.
— Я очень хочу тебя увидеть. Ты можешь приехать сейчас?
— Уже поздно, я очень устал.
— Тогда завтра. Позвони утром. Завтра суббота, и я не работаю. Ты позвонишь?
— Конечно.
— Мне надо много сказать тебе… Ты меня слышишь? — Вдруг в трубке послышался тихий и очень счастливый смех. — Я сегодня не засну, Валери. Совсем не засну. До завтра, милый. Спокойной ночи…
Кушнир осторожно положил трубку и повернулся. Кудряшов спал, сладко посапывая. Негромко лилась музыка из репродуктора, что висел над кроватью Валерия, и ему вдруг подумалось, что все-таки хорошо, когда есть человек, который ждет, и что он сделал правильно, позвонив Ирэн.
Травински позвонил Ирэн утром. Поздоровавшись, он начал расспрашивать, что собирается делать его секретарь. Ирэн отвечала осторожно, мучительно соображая, говорить или не говорить Гарри о приезде и звонке Валерия.
— Так, значит, мисс Ирэн, вы не знаете? — Травински помолчал, словно обдумывая, что предложить ей сегодня. — Да, а как поживает наш общий знакомый?
Сердце Ирэн сжалось, и она переложила трубку а другую ру-КУ, как будто это могло ее успокоить.
— Не знаю, шеф…
— Валерий в Москве, — коротко обронил Травински и снова помолчал. — Он позавчера приехал. Не звонил?
Ирэн, не зная, что ответить, молчала, а Травински, думая, что он ее удивил, с ласковой интонацией в голосе продолжал:
— Не переживайте, Ирэн. Очевидно, у него много было работы, и он позвонит сегодня.
— Что мне надо делать? — выдавила из себя Ирэн.
— Я думаю, встретиться. — Голос Травински стал жестче. — Не захочет, настаивайте.
— Мистер Травински, — Ирэн села и снова перехватила трубку. — А что потом?
— Я сейчас буду у вас, и мы вместе подумаем, как нам быть с нашим дорогим мальчиком. — Гарри помолчал. — Пора с ним поговорить откровенно.
Ирэн со страхом думала о том, что скажет, если позвонит Валерий. Позвать его на встречу с Травински? Она чувствовала, что Травински наконец получил какую-то необходимую ему информацию о Кушнире и готовится выйти на вербовку. Ирэн вдруг на секунду представила себе эту сцену и холодную, иезуитскую улыбку Травински, знавшего, что его жертве некуда деться, и ей снова стало страшно.
Телефонный звонок заставил ее очнуться.
— Я тебя целую, моя ласточка… — услышала она голос Валерия.
Как во сне промелькнули перед Ирэн какие-то полустертые временем картины: сильные руки отца, подбрасывающие ее к потолку, и голос, забытый, ласковый: «Лети, моя ласточка, лети…»
Ирэн судорожно вытерла кулачком щеку и, захлебываясь, сказала:
— Милый, у меня нет времени… Ничего не спрашивай, слушай. Сейчас придет Травински, и я не хочу, чтобы он слышал наш разговор. Он откуда-то знает, что ты в Москве. Не перебивай… Так вот, я ему не сказала, что ты мне звонил. Он хочет тебя видеть. Ты не должен с ним встречаться. Понял? Я тебя буду ждать, — она посмотрела на часы, — сегодня в семь около ресторана «Ласточка», что на Таганке. Понял?