Наконец я высвободилась из его объятий и заговорила:
— Нет, из этого ничего не выйдет, да и не может выйти. Беда в том, что все вы видите во мне только одну сторону — здешнюю, ирландскую, принадлежащую миру Шериданов и Тирелей. Но никому нет дела до другой стороны моей жизни, до того, что я дочь Эжена д'Арси, а не только Бланш Шеридан. Все мне только и говорят, что я должна делать, но никто не интересуется, а чего бы мне хотелось самой.
— Опять вы городите вздор! — Голос Коннора стал злым, но теперь я почему-то не боялась его. — Вся эта романтическая чушь не имеет ничего общего с действительностью. Уж не боитесь ли вы меня? Вы что, поверили глупым басням, что это я отправил Лотти на верную гибель? Или вы поверили в собственные фантазии, когда ночью видели, как я взял этот чертов коврик? К вам опять приставали эти двое — Энни и Прегер?
— Никто ко мне не приставал, да я и сама не знаю точно, справедливы ли мои подозрения. А Энни и Прегер не могли бы меня убедить. Потому что их мнения о вас расходятся.
— Расходятся?..
— Да. Прегер действительно считает, что это вы послали Лотти на гибель, а Энни… В глубине души она подозревает, что этот сделала леди Мод, потому она и молчит. Для вас Энни этого не сделала бы.
— А вы? Вы сами что об этом думаете?
— Я же вам сказала: не знаю и, наверное, никогда не узнаю. Только два человека знали это точно и одной уже нет в живых. Так что нам — Прегеру, Энни, Брендану и мне — остается только гадать, что тут к чему. А вам с этим придется жить всю жизнь, Коннор. Быть может, на вашей совести — убийство. Если так, Коннор, оно останется в вашем сердце осколком стекла, гладким, но острым, подобно краю бокала.
Я уже отъехала десять миль от Клонката, когда вдруг мне пришла в голову еще одна мысль. На соседнем сиденье лежала в деревянном ящичке каллоденская чаша. Когда Брендан вез ее сюда, она не была упакована так надежно — возможно, он даже вез ее в кармане куртки. Теперь она снова стала моей. Это было единственное, о чем я попросила Коннора Шеридана. Я могла теперь вполне оценить эту вещь, ставшую частью моей жизни, — произведение такого замечательного мастера, каким был Томас Шеридан, к потомкам которого принадлежала и я сама. И тут я поняла, что еще мне нужно из его наследия. Я снова повернула машину в сторону Клонката.
Глава 13
Приехав в Ливерпуль, я позавтракала в гостинице и позвонила Клоду из вестибюля. Это следовало сделать сразу, прежде чем я вернусь в Лондон, прежде чем старая лондонская суета успеет меня подчинить себе.
Когда он ответил на звонок, я сказала:
— Клод? Это Мора. Я в Ливерпуле.
— Ну, милая моя, — прошипел он в ответ, — по-моему, ты можешь там и оставаться! Ты меня подвела, поставила в дурацкое положение! За такие вещи едва ли можно простить. Мора…
— Клод, не кипятись, выслушай меня. Я долго думала и пришла к выводу…
— Дорогая, давай покороче, у меня мало времени.
— Клод, я хочу поговорить о тех моих фотографиях, которые я тебе тогда отдала…
— Ну?
— Понимаешь, я не хочу, чтобы их использовали. Я хотела бы их вернуть. Дело в том…
— Что?! Вернуть? Ты с ума сошла! Слушай, ты, паршивка, я сумел продать тебя только благодаря этим картинкам. Не думай, что ты уж очень хороша, это Макс — великий мастер своего дела. Пойми ты, они уже проданы.
— Клод, я должна их вернуть, я говорю серьезно. Если так уж нужно, я могу выкупить их. — Я сама удивлялась своему тону и своему напору.
— Этого нельзя делать. Ты все сорвешь. Без этих фотографий ничего не выйдет. — Он сбавил тон, видимо почувствовав, что я действительно настроена серьезно. — Обещаю тебе, Мора, если ты это сделаешь, то будешь занесена в черные списки всех агентств Лондона. Ты больше не получишь работы, и я сам об этом позабочусь!
— Клод, не надо меня пугать. Что будет, то и будет. Эти фотографии вовсе не предназначались для публикации. Они не принадлежат ни Максу, ни даже мне, они — частная собственность моей матери. Я даже не имела права их никому отдавать, вот и все.
— Я слушаю тебя, Мора, и не пойму, как человек серьезно может все это говорить, как человек с мозгами может отказываться от такого перспективного предприятия? Любопытно все же, что заставило тебя вдруг резко изменить решение?
— Это тебя не касается, Клод. Просто я открыла для себя, что не все в мире продается. Для меня это достаточная причина.