На лице Григория проявилось такое удивление, что Шишков даже рассмеялся.
- Не удивляйтесь так-с, – начал Шишков, наконец, подавив смех, – это ещё одно из чудес «Края». Исследования показали, что «Край», приблизительно, в десять раз больше внутри, чем снаружи. При чём, чем глубже заходить в «Край», тем более будет чувствоваться эта разница.
- И как это можно объяснить? – Спросил Григорий, поуняв удивление, но не интерес.
- Ну, как сказать-с… Самая популярная версия утверждает, что переходя границу «Края», человек попадает в иной план бытия. Вы ведь почувствовали то ощущение?
- Да. – Ответил Григорий, сразу поняв, о чём говорит Шишков.
- Вот это самое чувство и показывает-с, что мы перешли в иной план бытия, вернее во что-то между наших и тем бытием.
Григорий посмотрел вокруг.
- Чувство то, конечно, было странным, но на иное бытие этот лес не очень похож. Или и это объясняет наука?
- Снова же скажу вам-с лишь теорию: наш, человеческий разум, не способен осознать изменений, поэтому нам и кажется всё таким обычным, для нас разве что цвета слегка поблекли. Но на самом деле, изменения таковы – невероятны, непостижимы, - что мы, люди, их не видим, не чувствуем. Поэтому, я и вы-с, не можем однозначно быть уверенными, что сейчас сидим посреди сибирской тайги, а не чего-то столь же непознаваемого как сам Господь бог.
Вот теперь Григорий по-настоящему испугался. Слова Шишкова поразили молодого барина в самое сердце. Теперь ему было страшно думать, что у него под седалищем, под шинелью находится не привычная трава и земля, а… Не они в общем.
Такая мысль казалась Григорию куда страшнее виданых им монстров. Понимание не понимания «Края» пугала до исступления.
- Не думайте о том столь усердно ваша светлость – разум сломите. – Попросил Шишков. – А лучше выбросите эти мысли из головы, тем паче что, они ничегошеньки не изменят и только помешают. Вы видите мир по-старому? Так и хорошо: значит вы нормальный, не изменённый ещё «Краем» человек. А вот и каша готова. Кушайте-с и ложитесь спать. Завтра ещё придётся походить.
Утро началось с переплёта.
Часовой, что смотрел на север, вдруг встрепенулся аки петух с утра, сделал спину доскою, потом вскочил и крикнул во всю глотку:
- Вагулы!
Люди проснулись и, не вставая стали смотреть по сторонам, в то же самое время, нащупывая ещё неверными руками оружие.
Вагулы перестали прятаться. Они полукольцом стояли подле стоянки, прижав так врагов своих к озеру. Их было много, на их лицах читался гнев, и сей гнев не только им принадлежал – за ним скрывалась ярость поколений; от предков, что вкусили ушкуйской стали, до тех, кто умер недавно от штыка и пули.
Лебедев подполз к Куще, стал ему, что-то говорить. Как только поручик кончил, старик кивнул и встал в полный рост.
Он закричал что-то надтреснуто, неровно, непонятно. Григорию язык старика казался диким, похожим скорее на звуки животных.
Ответил старцу, голос куда более грубый, решительный, ровный, голос волка требующего крови.
Было ясно, что старик пытается уговорить вагулов не нападать, и столь же ясно было, что они не согласятся. Кровь прольётся.
Вождь вагулов что-то крикнул, и стрелы полетели в сторону стоянки. Возле самого носа Григория приземлилось две стрелы. Винтовки и ружья одним мощным оркестром ответили. От деревьев брызнула щепа, от тел – кровь.
Ещё полетели стрелы, ещё засвистел свинец. И с одной и с другой стороны завопили люди. По воплям, раздающимся из леса, Григорий понимал, что не в зверей, или чудищ стреляет – а в людей. Неясные силуэты двигались меж деревьев, покрытые утренней тенью и туманом.
Ружьё-пулемёт замолкло: хозяину попали в плечо. Вагулы пошли в атаку с копьями, ножами и топорами наперевес. Русские надели штыки на винтовки, похватали все, чем можно рубить, резать и дробить, да тоже понеслись в атаку.
Последние стрелы, пули и дробь рассекли воздух, и начали сечь лезвия.
Григорий с криком бежал вперёд, направляя штык в вагула с топором, но в последние мгновения перед ударом не выдержал и закрыл глаза - руки дрогнули. Вагул отбил удар и замахнулся, дабы убить ненавистного врага, однако и его руки дрогнула от прилетевшей в живот пули, и удар не разрубил, а лишь порезал грудь Григория.
Лыков забыл себя, забыл всё от боли. Он не понимал, стоит он, или лежит. Земля, небо, деревья и резня кружились вокруг него. Из глотки вырывались: хрип и мольбы богу и матери – последние смешивались и сплошным потоком вытекали изо рта – медленно и густо аки кровь.
***
- «Георг V» Уильям Шекспир. – Прочитал Бенджамин на обложке книги.
Книгу Клинтон не с собой притащил, а нашёл здесь, вот прям щас, на пенёчке. С обгорелыми кроями, сморщенной обложкой и почти нечитаемым названием. Вокруг книги валялись сигареты – выкуренные, пропитавшиеся влагой.