Люди кружились вокруг красной фигуры, без остановок и жалости. А взгляд фигуры тем временем всё боле останавливался на определённых людях.
Резко, она вскинула руку и указала на одного из них, потом, ещё на одного и ещё. Те люди кричали и визжали, но танец не прекращали.
Григорий весь сжался, ожидая и своей обязательно страшной участи. Палец грозно непоколебимо указывал на людей, каждый раз минуя Григория. И каждый раз, молодой барин радовался, наполнялся счастьем, пока палец не начинал снова готовиться к указанию.
Не Григория, снова не Григория выбрали. Ах, как хорошо-то, шанс ещё есть, он всё меньше с каждою секундой, но он есть. Не его, не его, не его. Как же хорошо, когда не ты, когда не тебя. И как бы жаль не было тех бедолаг, всё ж радость за свою жизнь перебарывала, горечь чужой смерти.
Балл подходил к своему завершению – то чуяли все. На кого не указали, ушли в открывшиеся двери, а кого фигура заприметила – ей под подол.
Григорий очухался всё в той же, но уже не такой тесной палатке. Его ослабшее тело прижимало к земле. Даже воздух казался молодому барину тяжёлым, не подъёмным. Одеяло же, стало для него колодками, не позволявшими двигаться.
Грудь болела и щепалась, пульсировала и жгла. Но всё это было терпимо. А вот жажда и полный мочевой пузырь – нет.
Григорий попытался позвать кого – не вышло: присохший к нёбу язык не слушался.
Где же все? Не уж-то и его за мёртвого приняли, вот и не смотрят за ним? Нет, тогда б Григорий не здесь лежал.
Слава богу в палатке появился Фома и сразу дал барину попить. Из смоченной глотки Григорий выпустил слова о том, что ему очень хочется писать.
Фома кивнул, улыбаясь, и подставил барину котелок. Лыков пописал. Фома вынес и вылил мочу в траву, после, принёс немного еды: кашу с консервами. Григорий съел её потихоньку, медленно жуя и с трудом глотая.
- Я ж знал-с, что вы оклемаетесь. – Сказал Фома, кладя ещё одну ложку в рот барину. – Вот было чувство, и всё тут. Все говорили: помрёт, помрёт. А я знал, хотя и сильно вас приложили. Шрам на всю жизнь останется. Даже рёбра царапнуло. Но ничего, вам почётнее.
- А Трубецкой?..
- То ж-с оклемался. Бедный: без глаза остался.
- Многие погибли?
- Десяток. Петя до сих пор могилы роит.
И опять, горечь и радость. Мерзко было Григорию из-за второго чувства. Должна быть только горечь, но радость не хотела уходить. Он жив. Он не мог встать, не мог сам поесть и облегчиться, грудь болела, и в глотке опять стало сухо, но, Господи, как же хорошо ему было жить. Жизнь, её ценность, становились очевидны, только после того, как душа оказалась на краю бесконечной пропасти под названием «Смерть». Ну, почему человеку не дана столь важная мысль с отрочества? Скольких бы ошибок смог избежать Григорий, зная её раньше.
Проходили дни. Все эти дни лили дожди. Григорий лежал в палатке, постепенно набираясь сил. На четвёртый день он даже смог выйти из палатки и доковылять, до Трубецкого.
Друг до сих пор лежал с перебинтованным лицом. Он не мог говорить: стоило только ему попытаться сказать слово, как тут же лицо его пронзала боль.
Григорию было искренне жаль друга. Давно, очень давно он не ощущал такую искреннюю жалость к кому-то. Лыков уж начал думать, что всё плевать ему стало на весь белый свет, но вот, нашёл друга, человека на которого не всё равно.
Григорий сам говорил, да так, чтоб Трубецкой мог отвечать кивками. И друг слушал и отвечал, не пропускал ни слова. Было видно, какими трудными оказались для него последние деньки, как он нуждался в обществе и отвлечении от боли.
За их посиделками прошли дни. Трубецкой окреп достаточно, чтобы играть в карты и что-то мычать в ответ. Григория стали ставить в дозоры, и даже Фома не смог этому противостоять.
Их маленький лагерь расположился на вершине холма, где был хороший обзор и много укрытий в виде камней. Место Григорию казалось привлекательным. Если б не пришёл в это место «Край», то точно бы построили на этом холме церковь, дабы ходили попы и любовались.
Рана поднывала, порой пульсировала, а то и жгла, когда Григорий не так ложился, однако сильно всё же не докучала. С ней уже можно было жить. Это так подмогнула «безделушка», окаменевшая рыбина, малёхонькая стерлядь. Она помогала организму быстрее восстанавливаться. Не только значит плохое «Край» делать может.