Бенджамину от тряски было больно, теснота добавляла неудобства – оба этих факта мучали его, но он терпел; он привык терпеть боль. Как-то раз из него вытаскивали картечину, развалившуюся на осколки; другой раз, вытаскивали штык из руки прошедший через неё насквозь, но к счастью кости не повредивший.
Грязь и ветшалость бедных районов закончилась, появилась белизна, чистота, улицы слегка расширились, народа прибавилось разнородного - богатого и бедного, и того, что между ними.
Но одно не поменялось: запах. Запах был всё такой же городской, заполняющий нос своим, особым букетом. Камень, земля, сталь, люди, кони, пища, мусор – всё это создавало запах города, столь приятный Бенджамину, после «Края».
Раньше Клинтону не нравились города. Он предпочитал им свою усадьбу, целые поля хлопка, девственный лес; но с тех пор как он год, а то и более проездил по диким просторам, и с тех пор как мысли, что рождаются в минуты одиночества стали приносить боль, Бенджамин предпочитал больше город: здесь было невозможно остаться одному.
Улицы стали ещё шире, дома раздулись аки трупы на жаре, ибо были обязаны вмещать в себя много людей, а так же их вещей и амбиций. А сколько непомерной роскоши в них было – их жильцы не считали деньги, когда украшали их, поэтому им не удалось избежать излишеств.
Бенджамин своим помутневшим разумом понял, что они уже почти доехали до «дворца» Бабая.
Жилище Бабая появилось впереди. Оно всё приближалось, всё росло, и всё более другие дома казались жалкими по сравнению с ним.
Брички остановились, пассажиров высадили и повели к хозяину. Перед тем как ввести троицу в дом, охрана забрала у неё всё оружие и с большим чаянием обыскала, в итоге обнаружив комочек ногтей и другие «безделушки».
Как же теперь неуместно выглядел Бенджамин в этом доме. Блеск и сияние царственных хором крайне уж контрастировали с грязью и кровью Клинтона. «Край» содрал всю напускную красу, цивилизованность американца, обнажил всем на показ то, кем он являлся уже многие годы – убийцей.
Возле кабинета Бабая троицу встретил его личный телохранитель, всё тот же, с бакенбардами и зелёными глазами. На нём была синяя шёлковая рубаха, чёрно-серебряный жилет, брюки, туфли и кобуры с двумя автоматическими пистолетами браунинга образца 1900 года. Бенджамин о таких только слышал – новшество оружейного дела.
Телохранитель посмотрел пришедшим в глаза, нахмурился, но впустил.
Бабай ждал сидя за столом и куря трубку аки аристократ. Так ему нравилось дымить, что казалось, будто он не дым вдыхает, а души человеческие.
- Пришли. Только не все. – Сказал Бабай и взглянул на гостей. – Садитесь. – Добавил он.
Троица села.
Бабай выпустил изо рта дым и заговорил:
- Моему удивлению нет придела Царапина, мистер Клинтон. Сегодня утром ко мне прибегает один из моих людей, когда я ещё даже толком не позавтракал и сообщил, что вы вернулись, только без борзятника. Как же так? Неужель даже «безделушка» его не спасла?
- На нас напали каторжане. – Коротко ответила Царапина, как и прежде не способная выдавить из себя слишком много слов.
- Да? И сколько ж их было?
- Не знаю, времени считать не имелось.
Бабай втянул в себя дым и в тоже время глянул на Бенджамина: значит, ему было пора говорить.
- Я так же считал… Большой отряд, примерно в двадцать человек – возможно. Они устроили нам западню возле… Как Грейхаунд это назвал? – Спросил Клинтон у Царапины.
- «Мешалка». – Ответила та, не отводя глаз от Бабая.
- Да, точно… Нас окружили, мы лишь чудом отбились, но Грейхаунда убил главарь заключённых ножом.
-Хм. – Лишь издал Бабай.
Спустя пару секунд размышлений он сказал:
- А «безделушки»?
- Были у нас. – Заговорила Царапина. – Твои люди забрали.
- Каталка! – Крикнул Бабай.
Возница быстро вошёл в кабинет, миновал всё его пространства и телохранителя, и подошёл к хозяину. В его руках была сумка, та самая в которой лежали «безделушки».
Бабай взял её и раскрыл.
- Не дурно. – Сказал он. – Борзятник как всегда отлично себя проявил. Жаль только, что в последний раз. О, и его «безделушка» здесь.
Борзятник достал комочек ногтей из сумки.
- Лови Царапина. – Он бросил комок, а Царапина поймала. – Теперь твой будет, а ты будешь за Борзятника и спрос с тебя то бишь будет такой же.
- Ясно. – Царапина была не шибко довольна новым назначением.
- Ну, а вы Бенджамин, скажите же, как вам край? – Бабай приготовился слушать.