Туфли ощущались колодками и давили на верх пятки, намекая на скорое появление свежей мозоли. Надевая их, она не рассчитывала, что придется идти пешком.
Переступая через порог, неудачно подвернула ногу. Молния ударила в ахиллесово сухожилие, и Лизка хотела воспользоваться богатыми возможностями языка, чтобы передать ощущения, но сдержалась. В кафе входила семья с двумя детьми.
Похромала на улицу, словно подстреленный лось с надеждой, что Платон не увидит этого позора. Добраться домой пешком в таком состоянии представлялось невозможным, а денег на такси не хватало. Зарплата воспитателя детского сада не предусматривала подобных трат. Следовательно, оставался общественный транспорт.
До остановки следовало еще добраться, и даже этот относительно короткий путь казался дорогой в бесконечность.
Лизка вздохнула и поползла, жалея, что нельзя этого сделать буквально. Она морщилась на каждом шагу и пыталась ступать так, чтобы минимизировать болезненные ощущения, но даже беспрецедентно осторожные движения заставляли лезть глаза на лоб. Мозоли превращались в центр боли.
Легкая маленькая сумочка, обладавшая сверхъестественным свойством вмещать невместимое, неожиданно прибавила в весе, терла плечо режущей ручкой и неприятно билась о бок и по спине. Лизка перевесила ее на другую сторону, но лучше не стало.
Она шла и мысленно ругалась. Она ненавидела всех – и самовлюбленного Платона, и сбежавшего Димку, и отбившуюся от рук Ольгу. «Достали!» – возмутилась она, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы. Ей хотелось упасть на асфальт и заснуть.
Видимо, неустойчивой походкой она походила на пьяную. Прохожие косились с подозрением.
Она доползла до ближайшей скамейки и рухнула, словно мешок с мукой. С облегчением сняла туфли, поставив их рядом. Все, решила она, буду сидеть тут, пока не замерзну и не помру молодой.
Она смотрела на окна кафе и слушала обрывки музыки, периодически прорывавшиеся наружу через открывающуюся дверь. Несмотря на попытки, далеко уйти не получилось – скамейка располагалась всего в трех десятках метров от «Тамары».
Показался силуэт, похожий на Платона. Лизка сжалась и ссутулилась, пытаясь стать невидимой.
К счастью, он сел в служебный автомобиль и уехал в противоположную сторону.
«А мог бы и подвезти», подумала она, борясь с противоречивыми чувствами и позабыв, что ровно мгновение назад мечтала остаться незамеченной.
Она замерзла, не решаясь пошевелиться. Однако перспектива окоченеть на скамейке не улыбалась, поэтому она собралась с силами и сунула ноги в туфли, безотлагательно прочувствовав свежие мозоли. Замерла, заново привыкая к «колодкам».
Я пошла, сказала себе и встала на счет «три». От неимоверной боли захотелось завыть, проклиная все на свете.
Она в отчаянии снова упала на скамейку. Мысль идти босиком ей понравилась еще меньше. В плохом освещении, когда еле светящие фонари едва видны, Лизке казалось, что на холодном противном асфальте обязательно будут лежать осколки и мелкие камушки.
Прохожие исчезли, и ее полностью поглотило одиночество.
«Приплыли», вздохнула она, окончательно сдавшись. Оставалось только сидеть и плакать. И она зарыдала, уткнувшись в ладони. Слезы душили, текли по щекам и рукам, и Лизка представила, как она безобразно выглядит с размазанной косметикой, и разревелась еще сильнее, решив, что терять уже нечего.
Когда она приготовилась умирать от обезвоживания, намереваясь выплакать всю имеющуюся в организме воду, рядом кто-то сел.
Она подняла взгляд и увидела Тальберга.
– Ты! – закричала она. – Ты!…
Она хотела излить накопившееся за последние три недели, но под действием эмоций дальше возмущенного «ты» дело не шло.
– Я тоже безумно рад тебя видеть, – ответил он.
– Ты… – вскипала она, готовясь высказать, что о нем думает, вложив в слова всю экспрессию, включая накопленную в мозолях, но удачного объекта для выплескивания ярости не подворачивалось. – Опять с чучелом носишься!
– Как прошло свидание? – спросил он, игнорируя замечание о зайце.
– Никак, – буркнула Лизка. – Ты просто дурак. Зачем соврал, что Платон знает об Ольге?
– А он не…
– Ну, теперь-то уже знает. Непонятно только, что с этим знанием дальше делать будет. От него всего ожидать можно.
– Интересно, – Тальберг гадал, кто на самом деле мог сообщить ему об Ольге. Потом его озарила догадка: – Я тогда не с Платоном общался, а с Олегом! Перепутал. Они оба похожи на самовлюбленных засранцев, особенно с похмелья.
Лизка поглядела пригвождающим взглядом, от которого полагалось самовоспламениться на месте.