– Как хочешь, – беззаботно сказал Платон.
Раз в неделю Лизка оставалась ночевать. Утром она в длинной платоновой футболке приходила на кухню ставить чайник, и Тальбергу приходилось смотреть на нее, сходя с ума от невозможности обладать. От этих мыслей становилось стыдно, и он пытался прогнать прочь неприличные видения.
Иногда, когда Платон убегал по неотложным делам, Тальберг оставался наедине с Лизкой, и ему приходилось с ней общаться, изображая обычную дружескую беседу. Самое неприятное заключалось в том, что, они с Лизкой идеально подходили друг другу – читали одинаковые книги, смотрели те же фильмы, сходились в музыкальных пристрастиях.
Оставаясь в одиночестве, Тальберг от бессилия бил кулаком шкаф. Однажды не рассчитал силы, и дверца слетела с петель.
В октябре идиллия скоропостижно скончалась. Платон пришел злой, с порога швырнул ботинки в стену прихожей, и Тальберг вмиг догадался, что тому причиной Лизка.
– Сука! Ненавижу!
Платон рухнул плашмя на кровать, не раздеваясь.
– Что случилось? – не выдержал Тальберг.
– Залетела от какого-то хмыря, – коротко сказал Платон. – Ненавижу!
Он лежал и, чертыхаясь, смотрел в потолок, и Тальберг понял, что больше ничего от него не добьется.
Через окно увидел Лизку, сидевшую в слезах на скамейке у дома, и ощутил смешанное чувство, состоящее из разочарования и радости. Объявил, что идет за хлебом, и выбежал на улицу, торопясь, пока Лизка не сбежала.
Она сидела с мокрыми глазами и тихо всхлипывала, закутавшись в тонкий плащ. Он присел рядом, чувствуя неловкость от собственной смелости.
– Уйди, – она вытирала пальцами слезы.
– Не уйду, – он понял, что в самом деле не тронется с места, пока не выскажется.
– И так тошно. Не доставай еще и ты.
Он подсел ближе. Она отвернула лицо, пряча красные глаза. Ветер трепал выбившийся из-под резинки пучок волос.
– Ты мне нравишься, – сказал он. – Всегда нравилась. Честно-честно.
– Дурак, – она расплакалась вдвое сильней. – И друг твой дурак.
– Ну и пусть, – согласился он.
– Ты ничего не знаешь… – начала она, но он не дал договорить:
– Знаю, Платон рассказал.
Он приобнял Лизку. Она слабо дернулась, пытаясь вырваться, но потом уткнулась в его грудь и разрыдалась. Он чувствовал, как под рукой дрожит ее спина.
На той же неделе подали заявление на регистрацию. В ноябре без всякой свадьбы расписались, не пригласив никого. Лизка не стала менять фамилию и оставила девичью – Барашкова. Тальберг не возражал.
Через семь месяцев родилась Ольга.
ГЛАВА III. Сладкий краенит
9.
Саня завел два будильника – он где-то слыхал, что так легче просыпаться. Сначала звонит первый, ты смотришь на часы и радуешься дополнительному часу сна. На втором нужно обязательно вставать. Жаль, не нашлось третьего, но тут надо меру знать, потому что несложно перепутать последний будильник с предпоследним.
Он решил полежать в полудреме с закрытыми глазами. Важно соблюдать осторожность, иначе легко утратить чувство времени и снова заснуть. Случалось и такое.
Бабушка уже проснулась и тарахтела посудой на кухне, будто вовсе не ложилась. По ночам ей не спится, кости ноют, поэтому она бродит по квартире и ищет себе занятие. Слышит она плоховато, и ей кажется, что она жарит котлеты тихо. Но это далеко от правды, и Саня часто просыпался от шума без всяких будильников. Часам к девяти утра кости успокаиваются, и она дремлет в одиночестве.
Когда бабушка суетится по хозяйству, спать совсем не хочется. Пока что-то делают по дому, не покидает мысль, что кощунственно отсыпаться, в то время как кто-то трудится. Саня понял, что лежит без удовольствия, и выполз из кровати. До зажигания солнца оставалось двадцать минут.
– Проснулся? – в комнату зашла бабушка. – Не разбудила?
– Нормально, – отмахнулся он, – все равно пора вставать.
Наскоро умылся, символически окропив лицо из таза с запасом воды на случай очередного отключения и вытерся полотенцем.
В кресле-кровати спала Лера, спрятав кулачки под подушку и укрывшись с головой. Саня рывком смахнул одеяло.
– М-м-м, – недовольно промычала она, пытаясь вернуть одеяло на место, но он не сдавался.
– Просыпайся.
– Не хочу, – пробубнила Лера, не открывая глаз. – Спать хочу.
– А садик?
– Дома останусь. С бабушкой.
– Не останешься, у бабушки и без тебя дел хватает. Пойдем, из-за тебя на работу опоздаю, – он прибегнул к самому вескому аргументу.