Лизка без приглашения уселась в единственное кресло с неудобными деревянными подлокотниками.
– Смотрю, ты налегке, – Марина оценила Лизкин внешний вид. – Не замерзла?
– Не захотела возвращаться.
Лизка выдержала десятисекундную интригующую паузу и рассказала, как оставила дома пьяного Тальберга в гордом одиночестве.
– Так нельзя, – авторитетно заявила Марина. – Нельзя его оставлять одного в таком состоянии. А вдруг он в неприятности вляпается?
– В какие неприятности? – неуверенно сказала Лизка, начиная сомневаться…
Она не удержалась и поведала, как Тальберг приревновал ее к Платону.
– Никогда не ожидала от Димы такого, – задумалась Маринка. – Он всегда культурный и спокойный, ни разу не слышала, чтобы голос повысил.
– Я тоже, – призналась Лизка. – Думала, он нас убьет за эти цветы, четвертует на месте, а потом вывезет и закопает в безымянных могилках на пустыре под Краем.
Маринка вдруг спросила тихо:
– Причин для ревности не было же?
И затаила дыхание в ожидании ответа.
– Ну, Марин, – возмутилась Лизка, – за кого ты меня принимаешь?
– Да я так, не обижайся, – сказала Марина с заметным облегчением. – Всякое бывает. Ты Платона хорошо знаешь?
– О-о, – обрадовалась Лизка, – я не рассказывала? Мы с ним в институте встречались. Кстати, можно винцо открыть, а я тебе все расскажу по секрету.
Бокалов у Маринки отродясь не водилось, и она принесла стаканы – старые, граненые. К счастью, нашелся штопор, а то бы ситуация и вовсе превратилась в безвыходную.
Маринка расстелила скатерть на потертом журнальном столике, но не для сохранности остатков лакированного покрытия, а для маскировки его неприглядного вида.
– У меня и к вину есть, – Лизка покопалась в сумочке и извлекла кусочек твердого сыра. – Я подготовилась.
Сон обещался нескоро, и Маринка заправила постель. Пока Лизка нарезала сыр тонкими ломтиками, она тянула штопором пробку из бутылки с таким сосредоточенным видом, что Лизка встревожилась за вино, и немного – за саму Маринку.
Наконец, подготовительные работы были закончены, а вино – разлито по стаканам в гомеопатических дозах.
– За нас!
Выпили и разговорились. С каждым последующим тостом эмоций становилось больше. Маринка слушала с подозрительной заинтересованностью и выпрашивала мелочи, словно истории интересней ей в жизни слышать не доводилось.
Лизка, вдохновленная вниманием, по инерции рассказала и то, о чем говорить не собиралась.
– Только тс-с-с, – приложив палец ко рту, шипела она, словно пробитый велосипедный скат. – Никому!
– Никому! – обещала Маринка и тоже прикладывала палец к губам. Она с трудом представляла, кому может рассказать. – Я же твоя лучшая подруга.
Так они и шипели друг другу, словно змеи, пока внезапно не отключили свет. Это происходило регулярно, все привыкли и не сильно жаловались. Точнее жаловались, но приблизительно так, как при плохой погоде – с досадой, но без ненависти, помня, что против природы не попрешь.
Маринка принесла с кухни свечи. По пути споткнулась в темноте о Лизкины туфли и едва не растянулась на полу.
– Ой, – испугалась Лизка и едва не выронила стакан с остатками вина.
– Все в порядке, полет нормальный, – Маринка пыталась зажечь спичкой свечу. С четвертой попытки она справилась со столь сложной задачей.
– Чувствую, не хватит одной бутылки, – пробормотала Лизка. – Димка в одиночку вторую допивал, а на очереди третья стояла.
– Так он вон, какой здоровый, – Марина расставила руки так, словно обнимала сразу трех тальбергов. – Ему и пять бутылок нипочем, перевод продукта.
Маринка вспомнила о вермуте, оставшемся с Нового Года. Вермут стоял невостребованным из-за редкой паршивости, но теперь ему прощалось все. Вечер среды незаметно превратился в вечер пятницы.
– Главное, завтра не проспать.
– Я поставила будильник.
– Громкий? – уточнила Лизка. – От тихого могу не проснуться.
– Будешь жаловаться, что чересчур громкий.
Сыр закончился и в ход пошел заветренный салат, который Маринка собиралась выбросить. Сейчас его недостатки не смущали и скорее воспринимались, как достоинства. Лизка с противным скрипом гребла вилкой по дну миски, пытаясь плохо скоординированными движениями подцепить тонкий кружок огурца.