Она без приглашения прошла в зал и уселась на стул с таким видом, словно проглотила лом и теперь не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни говорить.
– Чай, кофе, настойка валерианы, анальгин, – предложил списком Тоцкий. – Спиртное по возрасту не положено.
Попросила чай. Он нашел в шкафчике над умывальником запас ромашкового чая, оставшегося от предыдущих квартиросъемщиков, и заварил с медом.
Ольга держала толстостенную зеленую кружку и грела об нее руки. Тоцкий занял выжидательную позицию. Не будет же она вечность молчать?
Тем не менее, она продолжала сидеть, уставившись в одну точку перед собой. Стрелки на часах медленно, но уверенно переходили от цифры к цифре.
– Оль, все в порядке?
Она кивнула.
– Не поделишься подробностями?
Она сделала глоток холодного чая и произнесла срывающимся голосом:
– Меня пытались изнасиловать. Наверное.
Тоцкого едва не подбросило на кресле.
– Надо в милицию сообщить, – встревожился он, готовый броситься к телефону.
– Не нужно, – сказала Ольга. – Обошлось. Он не хотел… Он хороший, но… Как-то получилось… А мне стало грустно, и некуда идти…
– Какой же хороший? Хорошие так не поступают.
– Он, правда, хороший, – возразила она. – Очень добрый.
– Люди умеют неприятно удивлять, – философски заметил Тоцкий.
Он выбрался из кресла и пошел кругами по комнате, озабоченно разминая пальцы, словно это его обвинили в преступлении. Здравый смысл нашептывал, что нужно немедленно вскочить и куда-то бежать. Ольга посмотрела на его метания и сказала:
– Если вам неловко, могу уйти.
– Да куда тебе идти. Сиди уже, – он и сам испытывал потребность в успокоительном чае. – Родителям говорила?
– Никому. Только вам.
Это обрадовало Тоцкого еще меньше.
«Почему? – думал он, – почему я?» Почему Барашкова выбрала именно его? Не учителя физкультуры или физики? Он не знал о ней ничего – где живет, чем увлекается, есть ли братья, сестры…
– Можно тут переночевать? – она поставила кружку на журнальный столик.
Его смутила подобная перспектива.
– А родители?
– Я сказала, что пошла к подруге на всю ночь к экзаменам готовиться.
– Экзамен какой? – спросил Тоцкий с нехорошими предчувствиями. – Неужели, математика?
– Угу.
– Тесты через неделю.
– А готовиться надо сейчас.
Он на мгновение заподозрил Ольгу в неискренности – вдруг весь спектакль затеян ради оценки? – но отбросил эту мысль, не в состоянии представить, как из-за такой мелочи можно стать на скользкую тропу с ночными походами к учителю.
– Ну и ладно, – пробормотал он и полез на антресоли за подушкой и запасным одеялом.
Потом разложил диван-кровать и расстелил постель.
– Я выйду из комнаты, а ты раздевайся и ложись.
Необыкновенно молчаливая Ольга покорно кивнула. Он в коридоре дождался крика «Я готова!», с порога выключил свет и наощупь побрел к кровати, стараясь не смотреть на Барашкову.
Тоцкий лежал без сна. Сказывалось Ольгино присутствие. К счастью, ему завтра на третий урок и можно встать позже.
Измученный духотой, он сполз с кровати и приоткрыл окно. На обратном пути взглянул на Ольгу, пытаясь определить, спит ли она, но в темноте разглядеть не получилось.
На цыпочках прокрался к столу, аккуратно открыл ящик и, стараясь не производить шума, нащупал маленькую лампу с клипсой для чтения книг, приобретенную еще на четвертом курсе. До сих пор она валялась без дела.
Он прислушался. То ли Ольга спала тихо, то ли не спала вовсе, но он не слышал даже сопения. Тогда он взял с полки книгу потолще – чем скучнее, тем лучше – и вернулся в кровать. Батарейки еще не разрядились, но светодиодная лампочка давала тусклый неприятный свет.
Он лег на бок с намерением прочитать пару глав. Закончив страницу, снова и снова возвращался к верхней строке и на следующей итерации обнаруживал, что текст опять проскочил мимо сознания.
Наконец, из окна потянуло долгожданной прохладой, а веки налились тяжестью. Он выключил лампу и закрыл глаза, приготовившись окончательно заснуть, как вдруг под одеяло бесшумно проскользнула Ольга и прижалась к его спине. Она так крепко и надежно приобняла его аккуратными ручками, что он мгновенно вспотел. Несмотря на миниатюрность, ее тело обжигало.
– Барашкова! – осуждающе прошептал он. – Оля!
– Тс-с-с, – прошипела она. – Не надо все портить.
Он хотел сказать, что портить-то нечего, но понял, что говорить уже поздно. Следовало проявить настойчивость, но он боялся расстроить Ольгу, и без того находившуюся в неустойчивом психологическом состоянии.
…Тараканы, розовый единорог, пауки, труп задавленной собаки, зеленые сопли в носу, скрип пенопласта по стеклу, собачьи фекалии… Тоцкий лежал спиной к Ольге, боясь пошевельнуться. Текущая поза представлялась ему самой безопасной. Он не мог заснуть, слушая Ольгино сопение. Затекла рука, придавленная весом тела, и безумно хотелось перевернуться, но он не решался.