Никогда Нильс не видел ее в таком исступлении и никогда он не слышал у нее такого голоса. И когда чужие люди ничего не ответили, она закрыла лицо руками и из ее груди вырвался такой вопль, что один из пришедших людей должен был схватить ее за руку и кричать ей во весь голос:
-- Он не умер!
Потом явилось объяснение в немногих коротких и отрывочных словах, а вслед за тем отец был принесен и положен на большую кровать в спальне.
С этого дня в доме стало точно тише. Но когда старый Олаф- сон получил свою искусственную ногу, он опять стал подвижен и крепок, как любой из его сверстников, и хоть он не мог остаться на коронной службе, он мог позаботиться о себе иначе. Поэтому он приобрел случайно освободившуюся тогда долю в Дельфине, и, несмотря на годы и калечество, ходил в плаванья и рыбачил нисколько не хуже других. Артель даже высоко ценила его, так как с ним появилось на судне хорошее расположение духа. Таков уж он был, что веселье сопровождало его, куда бы он ни пошел.
К нынешнему лету, однако, старик начал слабеть. Ему было шестьдесят семь лет п года брали свое несмотря на то, что он мог похвастаться, что никогда до того времени не хворал. Неладно было что-то в груди. Сам Олафсон был уверен, что все это были пустяки и что болезнь скоро пройдет; тем не менее он согласился отпустить в плаванье сына вместо себя, так как сын был случайно свободен. Сам он остался хлопотать по хозяйству и работать за сына на его постройке на мысу. Все это подстроила старая мать Беда, умевшая всегда устраивать так, что делалось именно то, что она хотела, хотя каждый делал как будто по-своему. И вышло хорошо: по мере того, как проходило лето, старик чувствовал себя с каждым днем здоровее и крепче.
Возвращаясь теперь вместе с сыном от постройки на мысу к селению, старик проговорил:
-- В следующее плаванье я предполагаю идти сам. Полагаю, ты не будешь против того, чтобы остаться дома.
Отец произнес последние слова с явной шутливостью. Но на этот разу сына не было расположения к шуткам, так как странные мысли по-прежнему давили его. Он никогда не говорил старикам, что подумывает о женитьбе, но понимал, что, как отец, так имать, и без того знают, что, если он начал строить, то должна же для этого быть причина. Он знал также, что отец никогда не спросил бы его сб этом прямо, но был бы рад узнать, как обстоят дела. Ив сущности для Нильса не было серьезных оснований таиться перед отцом. Но теперь ему не было охоты откровенничать и потому он шел молча, делая вид, будто не расслышал шутки. В странном несловоохотливом настроении пришли они оба домой, где их ожидал завтрак с горячим кофе, чистой скатертью и водкой.
Между тем Мерта была занята дома разными хлопотами и не могла урваться. Надо было нянчиться с маленьким братом, надо было приготовить пищу, починить платье, выстирать белье. Мерта была старшей и теперь ей приходилось заменять хозяйку, так как мать лежала в постели и ее ничем нельзя было беспокоить. Потом, когда она управилась с домашней работой, ей пришлось идти к морю помогать в общей работе по засолке рыбы.
Все суда вернулись теперь и все доставили множество рыбы. Поэтому все селение было завалено рыбой. На скалах всюду лежала на солнце распластанная и очищенная треска, которую вялили. Солнце припекало ее; кошки прокрадывались к ней, чтобы украсть свою долю. Вся местность пропахла рыбой. Запах шел от свежей рыбы, которую разгружали с Дельфина на берег, от ранее полученной рыбы, которую уже обработали и которая была теперь в промежуточном состоянии: еще недовяленная, но уже не свежая -- вследствие чего издавала сильный острый запах. Но самый сильный запах шел от прибрежных балаганов, в которых бабы и девки были заняты чисткой и засолкой рыбы. Там были шум и гам, сливавшиеся в ровное жужжание, которое точно стояло в ясном летнем воздухе.
Сильным движением ножа рыба распластывалась. Ловко вырезывались кости, так что внутренности выпадали вместе с костяком. Затем блестевшие на солнце рыбные туши укладывались в чаны или раскладывались на камнях для вяления, а кровавые отбросы бросались в особые кучи на безвозбранное пользованье местным кошкам и курам. Эта спешная работа наполняла воздух радостью. Она выполнялась под впечатлением успеха п богатства. Все эти женщины, как молодые, так и старые, по уши забрызганные рыбными отбросами, работали с радостью, ибо знали, что их достаток приходит с этой рыбой. Рыба, что лежала здесь грудами и которую рыбаки в желтых непромокайках и высоких сапогах подвозили в лодках целыми грузами, не только означала пищу на долгую зиму, платье детей и дрова для очага. Она означала не только, что можно будет заплатить, кому что следует, и быть исправным в платеже налогов, как перед общиной, так и перед казной. Она обозначала еще, что ближайшая зима будет легче и светлее, что не придется так сильно придерживать мошну, что мать, пожалуй, получит занавески в свою спальню и комод, о котором она мечтает, что у отца будут деньги, чтобы положить на книжку или чтобы распутать дела с торговцем, что кофейник немного чаще будет появляйся на столе, что будет на что купить бутылку или две, когда нужный человечек зайдет поговорить с отцом, что рождественские праздники пройдут веселее и что можно ожидать подарков в виде куска материи на платье, брошки, холста и посуды, когда судно в следующее плаванье зайдет в какой-нибудь норвежский порт, чтобы переждать противный ветер. Все это приходило с рыбой, которая раздавала работникам п работницам своп щедрые дары. Поэтому не было никого, кто смеялся бы над дурным запахом рыбы.