-- Не хочет ли он купить?
Филле Бом только этого и добивался. Он ответил твердо:
-- Никогда я не ем картошки.
Мужик даже вздрогнул. Чтобы нашелся человек, не евший картошки, этого ему не случалось слышать. Он и не поверил. Чтобы сказать что-нибудь, он спросил Бома, что он за человек, если так привередлив.
-- Я-то? -- возразил Бом с невозмутимым спокойствием. -- Я кровельщик.
Мужик широко раскрыл глаза и посмотрел на крепкого, старичка в зюйдвестке, сдвинутой на затылок, шерстяной фуфайке на теле и высоких рыбачьих сапогах на ногах, который стоял перед ним и уверял, что он кровельщик.
-- По крайней мере, вчера я был кровельщиком, -- продолжал Бом. -- Видишь вон тот дом?
Он указал на горе на двухэтажный дом, с которого накануне совершил свой подвиг. Этот дом был самым красивым домом, после пасторского, на всем острове.
Затем Филле Бом открыл свою "разговорную шкатулку" и пустился в рассказ. Очень возможно, что он хвастался. Верно и то, что он смешивал правду с вымыслами. Так он побожился, что он летел с крыши с такой силой, что с разбега перепрыгнул на сомкнутых ногах через забор и не мог остановиться раньше морского берега. Потом его воображение разыгралось, и он рассказал, как в тот же день вечером он, Филле Бом, угощал и как было приглашено на пиршество население всего острова. Он находил, что отдавал себе этим только должное. После этого он перешел к разным другим подробностям о себе, своей личности и своих отношениях. В заключение Филле Бом предложил крестьянину обойти избы и осведомиться, действительно ли каждое его слово было святой истиной.
Такое расследование крестьянин не имел охоты делать. Он просто становился все более, и более подозрительным. Заметив это, Филле Бом освободил рот от части табачной колобушки, которую недавно лишь завоевал, и спросил уже прямо:
-- Не думаешь ли ты, что я вру, мужик?
Сознаться в этом мужик не решился, но так как обращение ему не особенно нравилось, он что-то пробормотал себе в бороду и повернулся к Филле Бому спиною.
Тихонько прошелся он несколько шагов по пристани и заметил между всякой всячиной, сложенной на мостках, нечто знакомое. Это было просто на просто несколько мешков с товаром, который мужик сразу узнал по наружной форме мешков и при всяких других обстоятельствах с уверенностью назвал бы картофелем. Но здесь все было так своеобразно, что он ни в чем не был уверен, а к тому же водворившееся молчание начало ему казаться тяжелым. Поэтому он спросил, что заключается, в этих мешках. Филле Бом еще раз смерил его глазами, как бы стараясь уяснить себе, до какой степени доходит глупость мужика. В то же время, по ассоциации идей, в его голове пронеслась мысль о важном устройстве, которое как раз предполагалось провести для большего объединения острова с материковой землей -- как раз Хизингеном, откуда был мужик. Эти мысли соединились в его голове с вопросом серого мужика, и он ответил, не сморгнув:
-- Это государственный телефон.
Мужик выпучил глаза, сделал два шага назад, потом снова подошел. Филле Бом испытывал невыразимое наслаждение. Но мужик еще ближе подошел к мешкам и Филле Бом понял, что он хочет пощупать содержимое мешков рукою. Как ни был глуп этот мужик, Филле Бом соображал, что, если ему не помешать сделать это, он сразу поймет, в чем дело.
-- Не стоит тебе до них дотрагиваться, -- заметил Бом спокойно.
Другой обернулся и кинул своему мучителю подозрительный взгляд.
-- Почему это? -- спросил он.
-- А разве ты не знаешь? -- ответил Бом с чувством превосходства. -- Потому что оно хлопнет.
Хлопнет? Оно? Какое оно? Что он хотел сказать?
Маленький серый человек достиг высшей степени растерянности и ничего не мог сообразить. А Филле Бом собирался найти еще что-нибудь новое. Он уже подыскивал дальнейшие аргументы, которыми намеревался подкрепить свое смелое уверение, когда его внимание было отвлечено к другому.
На холм, поднимавшийся как раз против пароходной пристани, бежала Мерта. Она перепрыгивала с камня на камень; несмотря на то, что на ней было будничное платье, Филле Бом заметил, что она была слегка принаряжена. В чем было дело? Куда она бежала?
Филле Бом припомнил свои прежние наблюдения. Он хорошо заметил, что с самого ухода Дельфина Мерта имела вид тоскующей вдовицы. Теперь Дельфин еще был далеко, а Нильс по-прежнему находился на нем. Куда же она бежала? У Филле Бома были свои приметы, и он отлично знал, что девушки бегают одним манером, когда спешат по другим делам, и совсем иначе -- когда торопятся на любовное свидание.
Вот девушка поравнялась с пароходной пристанью.