Нильс не удерживал ее. Он остался в том же положении, в каком сидел, и сидел там долго, а в ушах его все раздавался звук голоса Мерты, каким она говорила уходя. Этот звук находил в нем отклик и смягчал его душу; он говорил о несчастье, в котором Нильс винил самого себя. И пока Нильс там сидел, погруженный в своп размышления, в нем изменилось все, что он прежде думал или мог когда-либо подумать. И точно пораженный неожиданной мыслью, он вдруг выпрямился и оглянулся вокруг себя.
Вдохновение явилось к нему так внезапно, что едва ли он следовал зрелому решению, когда встал. Нильс направился по дороге через селение и скоро увидел перед собою лоцманскую площадку. Над скалами светило осеннее солнце; на площадке было пусто. Нильс пошел дальше и, постучав в дверь маленькой сторожки, сразу нашел, кого искал.
Август Шегольм сидел там один на лавке. Когда тот вошел, он поднялся и протянул руку.
Нильс остановился в дверях.
-- Не для того я пришел, -- сказал он.
В первую минуту Нильс толком не знал, для чего он пришел, а другой еще менее мог знать это. Молча смотрели они друг на друга.
-- Я пришел из-за этого... с Мертой, -- сказал, наконец, Нильс.
-- Что такое? -- неуверенно спросил тот.
-- Тебе лучше знать, -- угрюмо ответил Нильс.
-- Тебе нечего тут хлопотать, потому я намереваюсь жениться на девушке, -- произнес Шегольм и пытался принять спокойный вид.
-- Ты намереваешься? -- переспросил Нильс и в звуке его голоса звучал точно смех.
-- Послушай, Нильс, -- начал другой. -- Почем ты знаешь...
Но дальше ему не пришлось говорить. Нильс подошел к нему вплотную, захлопнув за собой дверь. В сторожке едва было места для двоих, когда оба стояли один против другого.
-- Это я намерен жениться на ней, -- сказал Нильс. Говоря это, он побледнел, а глаза его ушли в глубь и голос стал такой глухой, что едва можно было расслышать -- Молчи, -- остановил он, когда другой хотел что-то сказать. -- Молчи и слушай меня. Я любил ее с тех пор, как она была у первого причастия. Я играл с нею на дворах ребенком. Я встречался с нею у церкви. Это моего ребенка она носит теперь. Понимаешь? И если ты хоть кому-нибудь скажешь иное, я зарежу или застрелю тебя, где бы ты мне ни попался.
Оба парня стояли друг перед другом и на минуту водворилось молчание. Никто, посмотрев на них, не мог бы сказать, чем окончилась бы борьба между ними. Но в голосе и во взгляде Нильса, да и во всей его фигуре было что-то особенное, связывавшее другому язык. Может быть, также чувство Шегольма было менее глубоко; даже нет ничего невероятного в том, что он был доволен так дешево отделаться от обязанностей отца. При том он был так ошеломлен, что едва мог говорить, а Нильс был в том возмущении, которое дает власть над людьми.
И Нильс принудил другого дать обещание, даже не коснувшись его рукою. А когда это было сделано, Нильс пошел домой и потребовал себе пищи. Он ни с кем не говорил, а пошел потом вниз к своей лодке, поставил парус и ушел в море, где оставался, пока не засверкал маяк среди темных заливов и шхер.
Тогда Нильс Олафсон повернул лодку и направился домой. Теперь путь перед ним был ясен, и легкими шагами он взбежал на берег.
Впотьмах он направился прямым путем к избе Сторе Ларса и отпер дверь, даже не постучав. Сторе Ларс высунулся из дверей горницы и спросил, кто там, но Нильс ответил только, что ему нужна Мерта. II его голос был такой, что Сторе Ларс пропустил его мимо себя, недоумевая только, что случилось.
Нильс пошел прямо наверх, в комнату, где Мерта уже лежала в постели. Там он склонился над кроватью, и этот сильный мужчина заплакал, как дитя.
Но когда ему удалось, наконец, сказать, что он хотел -- это далось медленно и лишь в дрожащих отрывках -- тогда Мерта сказала: нет и еще раз нет! Он не смеет! Он не добьется этого! Так на свете не бывает! И в то же время она обнимала его шею, благодарила его и плакала. В темноте там Нильс возрос для нее в великана, стал точно божеством, которое избавляло ее от всякого зла и опасности, и ей представлялось, что она всю жизнь будет стоять перед ним на коленях и благодарить его.
До самых облаков поднимались в груди молодых людей волны, и эти волны не улеглись даже, когда Сторе-Ларс постучался в дверь и выразил мнение, что Нильсу пора бы уйти -- из-за соседей.
Тогда Нильс распахнул двери и сказал:
-- Это я сделал девушку несчастной и не будет лишним, чтобы я загладил свою вину.
А в постели Мерта лежала и плакала от волнения и счастья перед жизнью, которая могучими взмахами крыльев опять переменяла направление и влекла ее назад к солнечному свету. Она плакала в умилении перед человеком, который был выше и лучше всех других на земле и которого она всегда любила.