Два горя, Нина и Кеша, нашли друг друга, чтобы среди икон, заполонивших их квартиру, найти успокоение от прошлого…
Нина стояла у монастыря и понимала, что еще немного и придется уехать. Потекли слезы, отставляя влажные дорожки безысходности, как вдруг вспомнились слова знако
мой, рекомендовавшей посетить этот монастырь: «Запомни, что святая допускает к себе только тех, кому действительно эта встреча необходима. Молись и проси!» Нина принялась мысленно читать молитвы…
Вдруг по очереди пролетела молва, что с другой стороны монастыря открылся еще один вход, и там никого. Нина побежала, но уже на подходе увидела толпу. Она приблизилась, размышляя, что возвращаться назад бессмысленно, потому что место в очереди уже потеряно, и здесь встать негде, но вдруг люди стали расступаться перед ней…
Она шла по коридору, который сам собой образовывался в скоплении паломников… Так и вошла в монастырь, где прикоснулась к мощам святой и помолилась…
Нина вернулась домой и направила в монастырь свою дочь, как только та выписалась из больницы. Казалось, что времени прошло достаточно, и многолюдье у монастыря должно было рассеяться, но Ольга, как и ее мать, встала в конец длинной вереницы людей…
Она стала молиться и просить о встрече. Но время шло, а ничего не менялось. Она стала думать, что счастливое завершение поездки ее матери – это случайность, где необыкновенная фантазия набожной женщины приписала собственным поступкам некий божественный посыл и чудодейственный ореол. Все, наверное, было куда проще: просто мать, ведомая большим желанием, сумела пробиться сквозь толпу… Но в этот раз произошло явление еще более странное.
Словно в ответ на мысленные молитвы, а может, именно в ответ, одна из боковых дверок монастыря отворилась, и из темноты вышла монашка. Она прошла вдоль очереди, приблизилась к Ольге и пригласила ее пройти вслед за нею. Так монашка и провела ее внутрь монастыря, к священным мощам. Преклонного возраста женщина, увязавшаяся след за ними, сразу увидела в этом чудо и принялась истово молиться, вознося хвалу святой. Ольга же, молодая женщина лет двадцати пяти, сдержанно перекрестилась несколько раз, прикоснулась к мощам, набрала святой воды, но вышла из монастыря с еще более крепкой верой в Бога и счастливое будущее…
Нет, в жизни Нины, ее дочери и внука внешне ничего не изменилось, но все-таки что-то произошло, что-то незримое, взволновавшее сердце новой надеждой. Словно свежий морской бриз унес серую, затянувшую горизонт мглу, натянул паруса легкого кораблика их семьи и направил его по подчас даже и штормовым волнам навстречу новым интересным событиям, дал возможность их замечать и радоваться. И постепенно приступы болезни стали менее частыми и менее угрожающими, будто в том монастыре Нина и Ольга получили заряд жизненной силы, какой-то неосмыслимой энергии, позволившей увереннее преодолевать невзгоды и залечить полученные в прошлом раны.
Привычка
«Сила привычки такова, что по привычке можно загнать в гроб даже собственное счастье…»
Родные звали ее тетя Эля. Она отличалась азиатским типом лица, немного раскосыми глазами и легкой картавостью: с детства вместо звука «р» произносила «л», а вместо «ж» – «з». И была в ней одна черточка, которую близкие окрестили как дурнинку, в результате обладания которой, дожив до своих шестидесяти пяти, замуж она так и не вышла. Работала воспитательницей в детском саду, купалась в непосредственности малышей, жила в однокомнатной квартире с лоджией и круглогодичной централизованной горячей водой, что было в тех местах редкостью, и больше ничего не желала.
И вот на старости лет этой тете удивительно повезло: в нее вдруг взял да влюбился такой же старый, но очень обеспеченный грек. Самый настоящий грек, родом из Греции, приехавший в российскую глубинку по делам. Ухаживал он за тетей с размахом, свойственным людям романтическим и состоятельным. Денег не жалел, надеясь покорить до сих пор непокоренную женщину, увезти сей российский трофей к себе на родину и спокойно пожинать плоды теплых чувств в прохладе пожилого возраста.
Грек в глубине души уже считал тетю своей женой и, поскольку любил покушать, частенько приносил ей в дом мясо и фрукты, ожидая, что вечером при тайном мерцании свечей они вдвоем съедят сочные отбивные, насладятся красным вином из тонких хрустальных бокалов, также купленных им накануне. А затем вспомнят прошлое, поделятся тайнами, и в глазах тети вспыхнут искорки нежных чувств, свойственных молодости. В общем, грек пребывал в царстве грез.