В XIV веке замок и город все сильнее начинают испытывать взаимное притяжение, и вскоре – по-видимому, спустя уже пять-десять лет-Вавель и «ничейная земля» между замком и городом включаются в единую систему фортификаций. Так план города приобретает новую оригинальную форму, в точности сохранившуюся до наших дней. Особенность эта сразу бросается в глаза, если смотреть на панораму города с птичьего полета. По-видимому, подметил ее и летописец XVI века, который выразил ее в форме изысканной метафоры: «Если взглянуть на город с горы Звежинца (отсюда видно лучше всего), то он подобен своей округлостью лютне, а Гродская улица и замок, ее венчающий, именно как шейка лютни. Похож он также чем-то и на орла, голова которого – замок, шея – Гродская улица, а предместья вокруг – как бы крылья его» («Польская хроника Марцина Бельского, вновь изданная его сыном Иоахимом Бельским», Краков, 1597 г.).
Откуда ни взглянешь на Главный Рынок – повсюду открываются картины, пленяющие глаз богатством форм, сплетением стилей, неисчерпаемым многообразием деталей. Потемневший от времени готический кирпич Мариацкого костела и ратушной башни выгодно оттеняет нарядную праздничность ренессансных и барочных дворцов знати, толпящихся вокруг площади, ренессансные аттики Сукенниц венчают романские стены, ампирные фасады домов скрывают ренессансные сени, ведущие в готические погреба и подземелья. Как поэтично выразился один из знатоков Кракова Ян Адамчевский, «каждая эпоха оставила здесь свой след, а столетия согласовали все эти фронтоны, орнаменты и эркеры в единую, прекрасную мелодию архитектуры».
В северо-восточном углу площади, там, где берет начало Гродская улица, зелень тополей скрывает крохотный костел – самый миниатюрный и, возможно, самый древний в Кракове. Согласно легенде, он был построен на том месте, где тысячу лет назад – когда кругом еще были дремучие леса, а предки поляков были язычниками – «святой» Войцех читал свои первые проповеди. Так ли было в действительности – сказать трудно, но упрямые археологи раскопали под фундаментами позднейших построек остатки самого раннего храма X века – деревянного, пол в котором был сделан из дерева тиса. Первый каменный храм, опять-таки по сведениям археологов, был построен приблизительно на рубеже X и XI веков. Он был несколько больше теперешнего и в западной части своей имел квадратную башню. В начале XII века (около 1100 года) на его месте из мелкого тесаного известняка был построен костел св. Войцеха, который стоит и поныне. Храм в плане квадратный, к нему пристроен небольшой прямоугольный пресвитерий с двумя часовнями. Сооруженный на пригорке, к которому с запада почти вплотную подступали топкие болота, костел мог быть бастионом, охранявшим с севера дорогу к граду на Вавельском холме. Храм имел тогда маленькие романские окна (они и сегодня видны на стене пресвитерия) и со стороны Гродской улицы-полукруглый портал. Ныне он ведет в подземелье костела, где открыт небольшой музей, в экспозиции которого демонстрируются находки археологов на территории Главного Рынка. В XVII-XVIII веках костел перестраивался: стены были надстроены и все здание покрыто куполом с барочным фонарем. Соответственно и интерьер получил барочное оформление.
Мариацкий костел. Ок. 1300-1392
Костел св. Войцеха совершенно теряется вблизи своего огромного соседа – Мариацкого костела. Трудно сегодня поверить, что еще в начале прошлого столетия костел был окружен высокой каменной стеной, через которую можно было проникнуть только двумя путями: воротами, которые вели к Флорианской улице, и воротами со стороны рынка. За стеной, так же, как и на нынешней Мариацкой площади, примыкающей к костелу с юго-восточной стороны, находилось самое обыкновенное кладбище, на котором еще в XVIII веке хоронили покойников и сооружали надгробные памятники (возле костела св. Войцеха кладбище было упразднено уже в XVI веке).
Сегодня ничто не мешает увидеть Мариацкий костел таким, каков он есть, со всеми особенностями, присущими готическому храму: устремление по вертикали ввысь, к небу, и тяготение к большому внутреннему пространству всего здания, которое смело могло вместить несколько античных храмов. «Античный темплиум был домом божьим, собор стал домом верующих – бессмертных ведь всегда меньше, чем их последователей», – не без юмора комментирует эту особенность готики польский поэт и писатель Збигнев Херберт. Массивный корпус здания с одной стороны замыкает трехгранный пресвитерий удивительного совершенства пропорций, с высокими узкими окнами и расходящимися веером скарпами-контрфорсами с пинаклями поверху. Фронтон фасада украшает огромное окно с массверковой декорацией XV века. Фасад фланкируется двумя многоярусными башнями разной высоты. Одну, более высокую и стройную, венчает высокий готический шпиль, вырастающий из позолоченной короны. Другая башня, более приземистая и мощная, увенчана ренессансным шлемом. Наверное, как обычно бывало с постройкой готических храмов, и на этот раз не хватило средств, чтобы сразу закончить обе башни одновременно. Строительство соборов нередко затягивалось на десятилетия. Так, по-видимому, произошло и здесь – ведь Мариацкий собор строился без малого сто лет, на протяжении почти всего XIV века.
Но можно ли в Кракове, в городе легенд, быть довольным такой тусклой прозой жизни? И вот уже много веков передается из уст в уста, от летописца к летописцу прекрасная и страшная легенда создания храма. Его строила, как обычно, целая армия цехов каменщиков, строителей, резчиков. Возведение башен было поручено двум братьям. Старший, у которого работа спорилась быстрее, вскоре уже водрузил на вершине башни высокий шпиль и, радуясь всеобщим похвалам, уехал строить храм в другую страну, уверенный, что выше и красивее его башни не будет. Вернувшись в родной город, он застал вторую башню все еще далекой от завершения. Но опытный глаз знатока сразу заметил, насколько она мощнее и крепче построенной им башни – значит, младший брат сумеет построить свою башню выше и красивее. Терзаемый завистью и злобой, старший брат бросился на младшего с ножом (до сих пор он висит в одной из аркад Сукенниц) – и убил его. Однако, мучимый угрызениями совести, он сознался в преступлении и бросился с недостроенной башни на камни рыночной площади. Эта кровавая история настолько потрясла город, что городские советники распорядились зачеркнуть в городских книгах имена братьев-архитекторов, которые из-за земной гордыни посмели пренебречь святой целью, ради которой строился собор. Незаконченную башню решили не достраивать в назидание потомкам, а много лет спустя ее просто прикрыли навершием- шлемом.
Кто знает, какая крупица истины всегда хранится в самой фантастической легенде? Точно известно одно: чем выше башня собора, тем дальше с нее видно пожар или войско. И башни Мариацкого костела не были исключением: уже в XIV веке башни, особенно та, что повыше, были главными сторожевыми вышками Кракова. Уже в 1382 году в городских расходных книгах записана выплата восьми грошей ежедневно караульщику на башне и еще по полгроша дополнительно трубачу, который должен был трубить специальный сигнал-«хейнал» в случае опасности. Однажды, рассказывает предание, трубач начал трубить тревогу, увидев приближающуюся к городу татарскую конницу, но пал, сраженный татарской стрелой, которая вонзилась ему в горло. С тех пор по традиции каждый час наверху башни Мариацкого костела появляется трубач, который трубит позывные старинного «хейнала», каждый раз обрывая мелодию на той ноте, с которой оборвалась жизнь средневекового воина. Ежедневно в двенадцать часов дня по всей Польше радио разносит позывные краковского «хейнала», потому что эта мелодия стала теперь также позывными Краковской астрономической обсерватории как сигнал точного времени. Судьба меньшей башни более скромна, она была предназначена для звонницы. На ней повесили пять колоколов, причем самый большой из них, называемый Ползигмунтом, как гласит легенда, внес на башню без посторонней помощи знаменитый краковский силач Станислав Чолек, сын мазовецкого воеводы.