Сэр Иниго выражал свои мысли экономно, вероятно потому, что провел изрядную часть своей долгой жизни в тропиках, а не среди сырых торфяников, подобно лорду Гору, который, казалось; всегда говорил не для того, чтобы высказать мысль, а для того, чтобы разогреться.
— Розга эффективнее виселицы. Виселица бесчестит, розга лишь унижает, — проскрипел сэр Иниго.
— Держите в каждом доме моченую розгу, и в ваших исправительных заведениях будет тихо, как в больнице Челси.
— Ваша точка зрения, возможно, и была бы правильной применительно к Британскому Гондурасу тысяча восемьсот семидесятого года, то есть времен вашей молодости, сэр Иниго, но у нас сегодня такой метод могут одобрить разве что в домах терпимости. Вероятно, с вами согласятся еще и те, кому из-за отсутствия материнской любви пришлась по душе жизнь в частных закрытых школах, но вряд ли согласится кто-нибудь еще, — заявил сэр Невилл и нажил себе еще одного врага. С лордом Гором он не потрудился полемизировать вообще, ограничившись лишь напоминанием о том, что одна из его собственных компаний — «Горекс», производящая лампочки, батарейки и тостеры, только что стала так называемым «уважаемым членом» американской корпорации «Морнингсайд», более известной своими крематориями из сборных панелей и пластиковыми корпусами для счетчиков на автомобильных стоянках.
— Я вовсе не прикидываюсь, будто не похож на других, — прорычал лорд Гор. — Я, слава богу, не такой фарисей, чтобы бить себя в грудь и кричать, что я лучше своих соседей. Я лишь говорю, что вы из тех немногих, с кого мы можем еще брать пример.
— Интересно, согласился бы с вами ваш дед?
Намек был столь прозрачен, что даже лорда Гора привел в недоумение. Ничего не поняв из слов сэра Невилла, он пришел к заключению, что тот оскорбил память его деда, и выскочил из комнаты, бурча себе что-то под нос насчет нежелания сидеть за одним столом со всякими большевиками.
— Почему бы вам не отдохнуть от ваших клубов? — спросил Билл Стокард сэра Невилла, когда тот вернулся на работу.
— По-вашему, они для меня вредны?
— Сейчас — да, и даже очень.
— Сейчас? Вы считаете, что я нездоров?
— Этого я не могу сказать. Но вы последнее время на себя не похожи. И, я заметил, по утрам чувствуете себя лучше. Однако складывается впечатление, что вы с нетерпением ждете обеда, а потом возвращаетесь с обеда расстроенный и уже ничего не можете делать и уходите без пяти шесть. Когда вы уходите, я слежу за вами из окна. У вас даже походка меняется. Вы сутулитесь и семените мелкими шажками.
— Да вы и вправду за мной следите!
Билл вынул из стола пачку промокашек.
— Вот, взгляните, сэр. Раньше вы всегда оставляли свой кабинет в таком же безупречном виде, в каком он был до вашего прихода. На вашем столе не было ни пылинки. Вы никогда не прикасались ни к календарю, ни к промокашке, потому что держали в голове все телефоны и дела. Мне казалось, вы гордились этим. А сейчас…
Он веером разложил на столе промокашки, словно колоду карт.
— Вы каждый день изводите по штуке — вот, пожалуйста!
Все промокашки были исчерканы, покрыты сложными геометрическими фигурами, изображениями отрубленных голов, тонущих кораблей, причем линии были прочерчены с такою силой, что местами прорвали бумагу.
— Н-да, если посмотреть с этой стороны… — задумался сэр Невилл.
— И все равно, класть мне каждый день на стол новую промокашку — просто расточительство. — Я все время надеялся, что это заставит вас опомниться.
— Совесть курильщика скорее пробудится, если он увидит полную пепельницу на другое утро после вечеринки.