– Тогда скажите мне, где ваш тайник.
– Вы не поняли, доктор. Они здесь. Я не смогу даже сказать. Потому что Они услышат.
– Тогда напишите мне на бумажке, – не отступал Лаврентьев.
– Этого тоже нельзя делать. Неужели вы не понимаете, доктор? Они все видят. Они очень умные. Но я все равно Их хитрее. Я намного Их хитрее.
Все. Лаврентьев разочарованно откинулся на спинку кресла. Фомин стал ходячей бомбой с часовым механизмом. В любой момент эта «бомба» могла взорваться. До сих пор он еще как будто не подступал к невидимой грани, отделявшей реальность от безумия. Но в эту минуту он приблизился к ней вплотную и был готов ее пересечь. В любую секунду. И если это произойдет, Фомин станет просто не нужен ему, Лаврентьеву.
– У вас есть что-нибудь выпить? – спросил врач, несколько смягчая беседу.
– Выпить? – На секунду на лице у Фомина проскользнуло удивление, а затем он расплылся в довольной улыбке. – Что-нибудь покрепче?
– Нет. Я за рулем.
– Вы собираетесь меня покинуть? – огорчился пациент.
– Мне необходимо будет сделать это. Чтобы помочь вам. Вы ведь хотите, чтобы я вам помог?
Фомин нахмурился, как бы стараясь разобраться в словах доктора. Затем поднялся, вышел на веранду и вернулся через несколько минут с двумя баночками «колы». Одну он протянул психоаналитику, другую оставил себе.
– Это из моих запасов, – хмыкнул Фомин. – Можете пить, не боясь.
– Спасибо, – психоаналитик открыл баночку и поднес к губам.
Фомин исподлобья наблюдал за действиями доктора. И когда тот принялся пить, благоговейно улыбнулся, словно до этого проверял, доверяет ему психоаналитик или нет. Поняв, что доверяет, он успокоился. И открыл свою баночку.
– Вы по-прежнему верите мне? – вернулся к теме Лаврентьев.
– Можете не сомневаться, доктор.
– Тогда вы должны достать мне то, что обещали. Иначе мне не справиться с вашими врагами.
Фомин тупо смотрел в поверхность стола.
– Когда вы мне отдадите Это, я покажу вам вашего врага. А когда вы увидите врага, то сможете расправиться с ним и освободиться раз и навсегда.
– Правда, доктор? – у Фомина так и загорелись глаза.
– Я вам обещаю.
– Хорошо, я так и поступлю. Но Это должно попасть только в ваши руки, я прав, да?
– Совершенно верно.
– Тогда я сделаю все после того, как вы уедете. Я улучу момент, когда Они не будут подсматривать, и достану то, что вы хотите.
Лаврентьев на секунду задумался, а затем согласился:
– Пусть будет так. Вы привезете завтра ко мне на работу...
– Это опасно, доктор. Я уже говорил. Лучше приезжайте сами.
Лаврентьев нахмурился. Такой вариант его несколько не устраивал. Однако спорить сейчас он не решился. Этого вообще не стоило делать. Нужно было постараться зафиксировать состояние, в котором сейчас пребывал Фомин, и не позволить этому состоянию ухудшиться.
– Ладно. Я приеду.
Они выпили колу, и после этого Лаврентьев стал прощаться.
– Не делайте новых глупостей. Они сегодня к вам больше не вернутся.
– Почему вы так думаете? – усомнился Фомин.
– А разве Они больше одного раза в день появлялись у вас?
Фомин хмыкнул:
– А вы умный, доктор... Не волнуйтесь. За меня не волнуйтесь. Я буду очень осторожен. Завтра мы с Ними разберемся, правда?
– Правда. Завтра вы узнаете своих врагов. Потерпите. И сделайте то, что обещали.
Уже на веранде Фомин, словно неожиданно вспомнив важную вещь, убежденно проговорил:
– Вы должны беречь себя, доктор. Хотите, я дам вам «Беретту» прямо сейчас?
Лаврентьев вздрогнул и поспешно отказался:
– Этого не нужно.
– Они опасны, доктор, – не унимался Фомин, лукаво стреляя глазами.
– Я справлюсь. Ведь я до сих пор делал это.
Фомин нахмурился, а затем недовольно пробурчал:
– Ну, ладно. Как хотите.
Когда психоаналитик вышел на двор и двинулся по усыпанной щебенкой тропинке к калитке, Фомин сказал ему в спину:
– Я буду ждать, доктор.
И тут же раздался стук закрываемой на веранде двери.
Лаврентьев даже не обернулся.
Она ждала его в ста метрах от дома Фомина. «Мазда» с включенным дальним светом тормознула, и Рита запрыгнула на переднее сиденье.
– Что так долго? – хлопнув дверцей, поинтересовалась она.
– Всего не предусмотришь, – неопределенно буркнул он, отпуская педаль сцепления.
Дорога была отвратительной. Да и дорогой назвать это было нельзя. Так себе – выбитая колесами автомобилей колея. С ямами и ухабами. Приходилось тащиться на второй скорости. И Лаврентьеву не нравилось это. Жутко хотелось убраться отсюда поскорее.