— Они как будто нас специально ждали, — заметил я, когда мы дошли до станции.
— Ты не поверишь, Хиро, но мы с тобой очень красивая пара. Особенно когда ты одеваешься нормально, а не для работы своей. Ты у меня всегда красивый. А я сегодня хотела волосы покрасить, и маникюр новый сделать. Хорошо что платье успели купить, а то я уж думала, что ты забыл про наше свидание.
Алиса прижалась ко мне и хихикнула.
— Ну а кто в этом виноват? — спросил я.
— Ты, конечно!
Мы доехали до дома, занесли покупки. Алиса помялась немного в коридоре, а потом спросила:
— Ты не устал ещё?
— Нет. Что ты хотела?
— Давай доедем до моего дома? Пожалуйста?
Да не вопрос. Только ты же сама пожалеешь об этом, Алиса.
Ради разнообразия, доехали до Хигасинакано на автобусе, полупустом по случаю позднего времени. Алиса провела меня по лабиринту улиц, шагая всё быстрее и быстрее. Пришлось тормозить её и расспрашивать о домах, мимо которых мы шли, и людях, в них живущих. Алиса охотно переключилась с собственных тревог на рассказы о соседях.
— А вот здесь семья Бо жила раньше. Они китайцы откуда-то с юга. Мы с Геном, старшим у них, в одном классе учились в средней школе. Он тогда в музыкальном кружке занимался. А потом Бо переехали, и я Гена увидела уже после выпуска, в клубе: его группа какой-то там хеви металл играла. Так ты не поверишь, едва его узнала.
— Что, металл настолько меняет людей?
— Да нет, он налысо побрился! Стал похож на монаха буддийского…
Вот так за разговорами мы незаметно дошли до бывшего дома семьи Такуми. Впрочем, от домов там уже ничего не осталось: новые хозяева всё снесли, и сейчас вместо богатого поместья нас встретил пустырь, затянутый по периметру лентой безопасности. Даже бетонный забор, и тот снесли. Нет, я конечно слышал о том, что тут предпочитают сносить старые здания, и строить на их месте свои после покупки. Но не думал, что это коснётся такого дорогого здания, как у Такуми. Блин, это ж насколько тут строительные фирмы должны быть богатые, с постоянными стройками?
Глава 26
Алиса молча постояла у ленты. А затем решительно под неё нырнула. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ней.
— Хоть господина Суги не тронули, — девушка подошла к старому дереву, и обняла его. — Я боялась, что совсем ничего не осталось.
Полагаю, в Токио деревья нельзя пилить без разрешения даже якудзе. Особенно такие почтенные деревья, как этот... платан?
— До свидания, господин Суги, — Алиса отошла от дерева, и поклонилась ему в пояс.
— Ну что, куда дальше? — спросил я, когда Алиса подошла ко мне. — Домой?
— Давай ещё в Кабуки-тё заглянем? — девушка шмыгнула носом, и вытерла глаза рукавом новенького, только сегодня купленного платья, оставляя на нём след подводки.
— Давай. Только сначала поищем умывальник.
— Что? — Алиса посмотрела на рукав, и схватилась за лицо, — Нет! О господи, что я наделала! Пошли, тут недалеко церковь, надеюсь ещё открыта.
Недалеко действительно нашлась христианская церковь. Правда выглядела она неотличимо от домов вокруг, безликая офисная трёхэтажка. Только баннер рядом со входом показывал, что это здание культа. Сразу понятно, что католическая. Наверняка и внутри такая же безликая, заточенная под функциональность, а не вау-эффект от убранства.
Алиса попросила меня подождать на парковке, и убежала внутрь. Вернулась она минут через пятнадцать. Я успел даже в блоге запись сделать про своё открытие, и сфоткаться на фоне церкви Оннури.
— Я готова! — отрапортовала Алиса, и взяла меня под руку, — Идем!
— Ты христианка? — поинтересовался я у неё, пока мы шли по узкой улочке к станции.
— Да. Мама меня крестила, когда мне было три года. И мне нравятся христианские церкви! В них так здорово — мы вместе поём песни, пастор рассказывает интересные истории из жизни святых. А ещё на праздники мы готовим сладости детям… хотя обычно сами всё съедаем вечером. Тут много церквей, в этом районе. Вот эта, ещё Иоганна, и Оннури чуть подальше.
— Так вот почему ты всё время поминаешь Иисуса.
— Да, — Алиса хихикнула, — хотя я этому у мамы научилась, а потом она меня всё время ругала за это. "Нельзя поминать имя Господа всуе, Алиса!" Хотя я потом спрашивала у матери Терезы, она только посмеялась над этим суеверием. Вот сквернословить нельзя, да и то, только потому что это неприятно людям, а не всевышнему.