Насколько она помнила из прочитанных в разных хрониках обрывков, о жизни Ушедших никто не знал истинной правды. Не сохранилось практически никаких документов, подтверждающих те или иные теории. Письменность у Ушедших была очень сложная, судя по многозначным рунам на ошейниках, на других артефактах и надписям на стенах. Но не сохранилось ни единого свитка бумаги, пергамента или чего-либо подобного с их записями. То ли Ушедшие настолько далеко ушли от бумаги, что хранили информацию на других носителях, то ли они прямо все так прекрасно помнили и не считали нужным передавать знания недостойным. Как вариант, они пользовались той самой запрещенной магией разума, о которой ходило не меньше легенд, чем об Ушедших, и передавали новому поколению знания сразу в мозг, минуя стадии написания и преподавания как таковые. Но эта версия казалась Ронине слишком фантастичной, чтобы принять ее за правду.
Прочитать руны люди смогли лишь тогда, когда нашли единственную каменную плиту с высеченными на ней рунами Ушедших и староэльфийскими рунами. Тогда кто-то там из эльфов сравнил эти записи и с горем пополам и кучей оговорок перевел некоторую часть. Как оказалось, это был памятник погибшим на какой-то войне, о которой не осталось ни следов, ни записей, ни памяти, и даже эльфы-долгожители лишь пожимали плечами, узнав о находке и переводе. В итоге эльфы смогли перевести часть рун на свой уже более современный язык, да так на том и остановились, а люди же пользовались переводом с эльфийского на общечеловеческий, а порой и переводом с последнего на новые диалекты, присущие каждой отдельной местности. Из этого следовало вполне логичное изменение смысла написанного, порой извращенное до невозможности.
И смысл рун на ошейнике можно было перевести как: «Ты мой/моя навечно», «Мы вместе навеки», «Моя вечность с тобой». В общем, что-то связанное с вечностью. Естественно, что нашедшие ошейники охотники за древними артефактами поняли смысл написанного через одно место и тут же подумали о рабстве, хотя вечность подразумевала весьма растяжимые понятия. Например, посмертие. Или же… действительно пафосную фразу из брачного ритуала, которыми так любят бросаться жрецы. Что-то в духе: «Вы будете вместе вечно, и даже смерть не разлучит вас».
К тому же что еще сильно смущало Ронину в рунах, так это то, что ошейник заботился о собственном носителе. Да, работорговцы не активировали эту функцию то ли из вредности, то ли не знали о ее наличии в принципе, но при желании можно было сделать так, чтобы ошейник напоминал, когда нужно что-то съесть или выпить, мог срабатывать как будильник, не давал своему носителю не только самоубиться, но и голодать, выполнять смертельно опасные приказы или же вредить детям. Последнее весьма так удивило магичку, поскольку она понятия не имела, для чего нужно сделать так, чтобы раб не вредил детям. Собственно, раба к детям никто в своем уме подпускать не будет, намного проще и дешевле нанять няньку или служанку с собственными детьми, которая будет рада заработку и станет заботиться о хозяйском ребенке как о своем собственном. Тем более, у аристократов и магов имелась весьма полезная практика заводить кормилиц, поскольку ведущим активный образ жизни женщинам некогда было часами сидеть в кресле и кормить ребенка. Молочные матери были даже у королей, что уж говорить о всех остальных.
Еще ее смущало то, что ошейник не просто подчинял, он переделывал личность. И не абы как, а подстраивал под хозяина. Буквально подгонял, как строительные блоки друг к другу, чтобы без единого зазора. Подобные изменения в личности никак не вязались с рабством, скорее с перевоспитанием или обучением. Тогда что же это на самом деле? Артефакт для перевоспитания преступников? Но он не воспитывал, он изменял личность. Не факт, что хозяин воспитуемого сам будет без греха. Никакой информации для обучения ошейник тоже не содержал, поскольку для большого количества строго специальных знаний нужен был хоть какой-то носитель, возможно, кристалл или же что-то другое, но его металл был гладким, ровным, за исключением рун, и не имел ни малейшей выпуклости.
Когда Истираль вошел в ее комнату, чтобы привить хозяйке добрые манеры и пожелать спокойной ночи, она все еще ковырялась в ошейнике, как будто нашла там божественные откровения. Половина комнаты была занята светящимися плетениями, вытащенными из артефакта и развешанными над головой магички в удобном ей порядке. Сама Ронина грызла кусок карандаша, черкала заметки на бумажке вручную, чтобы не отвлекаться на дополнительное заклинание, и все еще мучилась неразрешимой догадкой.
— Я пришел пожелать спокойной ночи… — несколько неловко начал эльф, глядя на все это великолепие.
— Ага, и тебе того же, — почти не вслушиваясь в его слова, ответила Ронина, рассматривая плетение, отвечающее за безопасность. Как ни странно, самого носителя, его хозяина, а потом уже исполнения приказов. То есть опасный для жизни приказ раб выполнить не мог. Получалась весьма загадочная штука. — Кстати, ты не мог бы… выпрыгнуть из окна? — невзначай спросила она, не глядя на эльфа.
— Что? — Истираль запнулся на пороге от неожиданного предложения. — Зачем?
— Вот именно — зачем? А если так: выпрыгни из окна прямо сейчас! — приказала Ронина, и эльф повиновался, подошел к окну и распахнул створки. Снаружи царила непроглядная тьма, лишь краешек фундамента башни слегка виднелся благодаря свету в комнате магички.
Истираль поморщился — ошейник вроде как стимулировал выполнить приказ легкими покалываниями, но вроде как и не гнал наружу, иначе он был бы уже там, среди лесных зарослей. Наконец, поколебавшись и подумав, что в случае чего Ронина же его и отобьет от зверья, эльф перемахнул через подоконник, благо прыжок со второго этажа ему ничем не грозил.
Магичка выглянула наружу, вздохнула и велела ему вернуться внутрь.
— Ладно, это был неудачный эксперимент. Прыжок со второго этажа не считается смертельно опасным, к тому же зверье не настолько обалдело, чтобы жрать своего. Поэтому будем заниматься теорией. Скажи, ты смог бы выпить яд, если я прикажу, а ты будешь знать, что там яд и скорость смерти от него?
— Не думаю, — покачал головой эльф, так и не поняв, что нашло на Ронину.
— Ладно, тогда такой вопрос: ты мог бы налить мне яд, зная, что именно ты делаешь? И сюда же — не зная, что в стакане яд?
— Если бы знал, то однозначно нет, я не могу причинить тебе никакого вреда, — развел руками Истираль. — Но если бы не знал… надо смотреть по обстоятельствам.
— Понимаешь, с этим ошейником вот какая штука — он не допустит, чтобы ты выполнил приказ, смертельный для тебя. То есть прыжок со второго этажа для здорового сытого эльфа полная ерунда, как и для здорового мага и даже физически развитого человека. Но если бы я тебе приказала забраться на самое высокое дерево в лесу и прыгнуть оттуда, ты бы не смог этого сделать, — Ронина подтянула ближе к эльфу заданное плетение. — Вот смотри, в твоем ошейнике есть точно такая же штука, которая не позволяет тебе умереть неестественным образом. То есть самоубиться, выполнить смертельный приказ и убить хозяина. Но! Безопасность хозяина стоит на втором месте по сравнению с безопасностью твоего тела, а приказы хозяина аж на третьем. То есть если бы тебе, сидя в той карете, стало бы совершенно плохо, ты мог бы оттуда выйти, ошейник бы не стал препятствовать. Другое дело, что или тебе не было настолько плохо, или ты так сильно верил в силу ошейника, что даже не подумал попросту открыть дверь или выйти и сесть в тени кареты.
— И что ты хочешь этим сказать? — насторожился Истираль.
— То, что это не рабский ошейник. Что угодно, но не рабский точно. Жизнь раба никто никогда не поставит превыше жизни хозяина. Рабы всегда будут исполнять хозяйскую волю, воевать, защищая хозяев, и умирать за них. Получается, Ушедшие сделали эти ошейники не для рабства. К тому же ошейник позволяет носителю защищаться от нападок хозяина, например… — она бросила в эльфа простенький крохотный силовой шар, целя в руку, чтобы даже в случае попадания легко можно было вылечить травму. Но Истираль с большим трудом поставил щит, вспомнив те, которые ваяла вокруг своего тела Ронина. Щит шар не поглотил, а лишь отбил во все еще открытое окно.