Немец был красив и знал цену своей внешности, говорил неторопливо, чеканя каждый звук. Такие не пытаются создать впечатление, такие его просто создают. Мужчина уже не сидел. Он возвышался за спиной женщины.
- Но...- Бронислава, испугано подняв брови, вскочила со стула и сделала попытку направиться к двери, через которую вошла.
Немецкий офицер встал перед женщиной каменной стеной так, что Полянская со всего размаху прижалась к широкому, пахнущему ядрёной смесью парфюма и феромонами породистого скакуна, торсу:
- А вот нервничать не следует. Вам ничего не потребуется. Вы находитесь на полном нашем довольствии. Мы обеспечим вас всем необходимым вплоть до смен нижнего белья. Вашу дочь мы сами доставим вам.
Не давая женщине опомниться, взял внезапно оторопевшую Брониславу под локоток, развернул в противоположную сторону и силой принудил женщину проследовать в смежную комнату. Прикрывая дверь, процедил сквозь зубы служащему:
- Пока никого не вызывайте, Курт.
Глава 2
Когда крытый брезентом грузовик, в кузове которого на скамейках вдоль бортов тряслись двадцать четыре женщины разного возраста и пятеро детей, выезжал за город, раздались взрывы. Один. Другой. Третий. Советская авиация бомбила местный аэродром.
Гражданское население, оставшееся в оккупированных немцами населённых пунктах - в основном женщины, пожилые люди и дети, которым по разным причинам не удалось эвакуироваться, - становится разменной монетой в военном противостоянии наций. Ни один завоеватель не брезгует использовать его в качестве прикрытия, поэтому чувствует себя на завоёванной территории вполне комфортно.
По этой же причине, ой, как тяжело отвоёвывать поселения.
Ехали молча. Каждая думала о своём. Потаённом. Но одна мысль была едина на всех: подальше от войны, от тех мест, где в любой момент можешь распрощаться с жизнью.
Наверное, единственное оправдание любому поступку - это желание сохранить жизнь.
Эльвира, положив голову на колени матери, делала вид, что спит. На самом деле она вглядывалась в темноту и старалась дышать спокойно и размеренно. Притворяться долго девочка не смогла. Обхватив руками живот Брониславы и уткнувшись в него лицом, всхлипнула. Накануне её, испуганную, доставили в комендатуру. Но ночь она провела отдельно от матери, в тревоге и без сна.
- Мам, куда нас везут?
Бронислава, погладив дочь по белокурым волосам, склонилась к ней и на ухо прошептала:
- Не бойся, моя милая. Я с тобой. Мы едем в Германию. Там переждём войну. Всё будет хорошо...
Под брезентом - темно и душно. Крошечные окошки-прорези едва пропускают нужную порцию воздуха, чтобы добровольные заключённые не задохнулись. Два раза в день останавливались справить нужду и утолить голод сухим пайком. Пару-другую ночных часов провели в придорожном небольшом частном отеле. Спали, сидя на стульях.
По пути в Берлин высадили половину женщин. Машина тормозила. Сопровождающий офицер распахивал брезентовый полог и, пролаяв фамилию, ссаживал очередную рабочую силу, передавая из рук в руки очередной немецкой хозяйке.
В Берлине на Линденштрассе восемь никого не оказалось. Стоял конец мая, и семья Мюллер, где в качестве прислуги должна служить Бронислава, переселилась за город, куда, водитель, выругавшись, направил машину.
Загородный дом, крытый красной черепицей, утопал в ярком полуденном солнце, пышных гроздьях лиловой сирени, белоснежном вишнёвом цвете, нарциссах, тюльпанах, в жужжании пчёл и разноголосом щебете весёлых пташек.
Между деревьями и клумбами по аккуратным посыпанным гравием дорожкам бегали наперегонки двое мальчиков, лет семи-восьми, похожие друг на друга как две капли воды. За ними наблюдала сидящая на скамейке няня.
На звук подъехавшей машины из дома выплыла пышногрудая розовощёкая голубоглазая блондинка. В руках она держала левретку с красным бантиком на тощей шее.