Дверь на кухню открылась, явив им заспанную Ксюшу в пижаме. И голосок ее радостный и чуть хрипловатый заставил их с мамой улыбнуться.
— Ой, бабушка… Ты к нам в гости пришла, да? А мы еще спим…
— Ну, не обобщай, пожалуйста! — проговорила Лера, любуясь румяными со сна щечками Ксюши. — Это вы с папой еще спите, а я уже давно поднялась! Целую кучу блинчиков успела сварганить!
— Мам… Я же на диете, ты что… Ты забыла, что ли? — надула пухлые губы Ксюша. — Зачем ты меня своими блинчиками дразнишь?
— Ой, да какая тебе диета, Ксюшенька, какая диета! — ласково запричитала Елизавета Васильевна. — Ты же у нас такая ладненькая, такая справненькая, как пасхальное яичко! И тебе это все так идет! В этом твоя индивидуальность! А похудеешь — осунешься сразу, всю прелесть свою растеряешь… Не выдумывай давай никакую диету! Я вчера по телевизору передачу смотрела как раз про то, как молодые девчонки себя диетами до анорексии доводят! Ты так же хочешь, что ли? Чтобы из больниц потом не вылазить?
— Да бесполезно, мам… — вяло махнула ладонью Лера. — Я уж столько раз все это ей говорила — как об стенку горох… Внушила себе, что должна похудеть до состояния сушеной воблы, и все тут! Ну какая сушеная вобла при такой конституции, это ж даже представить трудно!
— А какая у меня конституция, мам? — задиристо спросила Ксюша, упирая ладони в бока. — Ну какая, скажи?
— Да тихо ты, сбавь обороты… Отца разбудишь. Дай ему еще немного поспать. Он совсем никакой с дежурства пришел. Еле живой.
— А что, опять у него пациент умер? — деловито переспросила Ксюша. И тут же добавила, глядя на бабушку: — Знаешь, ба… Когда у папы на дежурстве пациент умирает, он потом несколько дней хмурый и злой ходит.
— Ну, а ты как хотела, Ксюшенька… — тихо вздохнула Елизавета Васильевна. — Твой папа… он такой. Человек тонкой душевной организации. Даже когда от него ничего не зависит, все равно очень сильно переживает.
— Да знаю я, ба… Просто мы сегодня вроде как в гости собрались ехать к кому-то, и не хочется, чтобы папа в плохом настроении был…
— А что за гости? К кому это? Я их знаю? — с интересом спросила Елизавета Васильевна, поворачиваясь к Лере.
— Нет, мам, не знаешь. Просто Стас на днях своего одноклассника встретил… Посидели с ним в кафе, пообщались. Этот одноклассник его к себе в гости и пригласил… Они за городом живут, на природе. Баня, шашлыки, то да се…
— Ага, ба, как в той песне! — тихо засмеялась Ксюша. — Баня, водка, гармонь и лосось! Только вместо лосося — жаренная на углях свининка!
— Что, и Ксюшу с собой берете, да?
— А как же! Пусть кислородом подышит! И Стасу расслабиться надо…
— Стало быть, машину обратно сама поведешь?
— Сама. Или Каринка поведет… Там видно будет.
— Каринка? Вы что, ее с собой потащите? Вы и сами этих людей едва знаете… И это Стаса с женой и дочерью пригласили, между прочим… При чем тут Карина-то?! Неудобно же!
— Мам, ну не начинай, а? — тихо попросила Лера, осторожно стрельнув глазами в сторону Ксюши. — Не надо, мам… Мы сами как-нибудь разберемся, ладно?
— Да я что, я ничего… — обиженно поджала губы Елизавета Васильевна. — Мое дело предупредить… Не слушаешь меня, и зря. Я жизнь прожила, я знаю, что говорю.
— О чем ты хотела маму предупредить, ба? — тут же переспросила Ксюша, распахивая глаза. — Я что-то не знаю, скажи?
— Да нет, Ксюшенька, это я так… Не обращай внимания. К тому же мне уже идти пора, засиделась…
Елизавета Васильевна быстро поднялась со стула и, не глянув на Леру, направилась в прихожую. Вскоре в кухню прилетел легкий хлопок закрываемой двери. Легкий, но с акцентом… Вроде того — обиделась я. Уж простите.
— Что это с бабушкой, мам? — испуганно спросила Ксюша. — Будто сердится на тебя…
— Нет, вовсе нет… С чего ты взяла?
— Да по внутреннему ощущению… Ты так же на меня сердишься, когда я делаю что-то не так, как тебе хочется.
— Ну, выходит, что и я делаю что-то не так… Вот бабушка и сердится на меня.
— Так ты ж не ребенок! Ты же взрослая!
— А это ничего не меняет, знаешь ли. Взрослые дочери для матерей навсегда остаются несмышленышами, вот в чем дело. И материнский инстинкт подталкивает их защитить, оберечь… Хотя ни защищать, ни оберегать вовсе не требуется.
— Ну, не знаю, мам… Надеюсь, ты со мной так поступать не станешь, когда я буду взрослой.
— Ничего не могу обещать, доченька. Инстинкт — это такая вредная штука… Не задушишь его, не убьешь. Сопротивляться ему бесполезно. И вообще… Что-то не вовремя мы с тобой тут философию развели. Иди лучше папу буди. Ехать пора, нас люди ждут.