Ленгтон кашлянул, и Эшлин обернулась к нему.
— Я вовсе не хотел выразить свое нетерпение, профессор Марш, но все это уже есть в газетах! Мы в курсе этих подробностей. Мы, конечно, не имеем ученых степеней, но мы прочитали досье по тем убийствам, книжки и прочее.
— Мне это известно, — сказала она с обидой. — Извините, если я повторяю то, что вы узнали и до меня, но я думаю, мне необходимо объяснить причины моих серьезных опасений. Очень опасный преступник все еще на свободе, и, полагаю, он готов совершить новое убийство. Не следует думать, что в его письмах содержится всего лишь угроза — некая уловка ради газетной славы. Доставляя себе удовольствие такой игрой, он уверен, что вам известен сценарий убийств в деле Черной Орхидеи…
— Профессор Марш, — прервал ее Ленгтон, — мы достаточно серьезно восприняли каждый его контакт с нами. И если он действительно намерен совершить новое убийство, нам необходим психологический профиль преступника, который поможет нам его поймать. До сих пор у нас пока что единственный подозреваемый.
— Которого вы так и не смогли выследить, — парировала она.
— Но это не значит, что мы не пытаемся, — сказал Ленгтон, поджав губы.
— Если он намерен убить кого-то еще, это будет некто, кому была знакома Луиза Пеннел. В его последнем послании сказано, что она заслужила смерти, что она предала его, правильно?
— Да, — тихо ответил Ленгтон.
— Тогда вы должны понять, что главное его намерение — доказать, что он умнее вас.
— Меня? — отозвался Ленгтон, точно насмехаясь над ней.
— Да, вас. Затеянная им игра, хоть и направлена против всей полиции в целом, на деле — игра в кошки-мышки с тем человеком, который возглавляет охоту на него, и этот человек — вы. Верно? Его послания адресованы лично вам, правильно?
— Да.
— В случае с Черной Орхидеей убийца отправлял копии своих писем в прессу. Когда его фактически арестовали, он пришел в бешенство, крича, что все это фальшивка и что он убьет того, кто их прислал. И сейчас я пытаюсь вам прояснить: ваш убийца непредсказуем. Его ярость потребует выхода, то есть нового убийства, и жертвой явится некто, кого знает он и кого знаем мы.
Льюис поднял руку, желая что-то сказать, но она предпочла этого не заметить.
— Это будет кто-то причастный к нашему расследованию, кто-то, кто владеет информацией о том, кто же есть настоящий убийца.
— Из всех нами опрошенных никто о нем вообще не знал, не говоря уж о том, чтобы дать какой-то ключ к установлению его личности.
— Значит, возвращайтесь к исходной точке и проверяйте снова. Я действительно уверена, что его угрозы вполне реальны и что кто-то из знавших Луизу владеет ключом.
Ее ум позволял с успехом восполнять нехватку информации. Как показалось Анне, Ленгтон вполне сработался с консультантом-психологом. И если то, что говорила сейчас Марш, правда, то никто из них сегодня домой не вернется.
Профессор Марш еще добрых полчаса, точно в суде, держала речь, в подробностях обсуждая каждую записку убийцы, но так и не выдала ничего конкретного, что помогло бы схватить преступника, кроме своей обеспокоенности, что они, возможно, проглядели к нему ключ.
Анна прошла к столу Льюиса. Тот болтал с Баролли:
— …Несет какой-то бред собачий. То есть вещает нам с умным видом то, что мы и так все знаем, — и разглагольствует, разглагольствует…
Анна похлопала его по плечу:
— Послушай, а если она права и следующей жертвой будет тот, кого мы опрашивали, — как насчет Шерон Билкин?
— А что насчет нее? — отозвался Льюис, поглядев на часы.
— Ну, сегодня мы узнали в ночном клубе кое-что новое: такое впечатление, что Шерон утаила от нас то, что произошло в клубе между ней и Луизой, а значит, могла умолчать и о чем-то другом.
Баролли зевнул:
— И нам надо потолковать с ней снова?
— Я несколько раз пыталась ей дозвониться, но никто не отвечает. А ее автоответчик, похоже, забит. Я также попробовала связаться с хозяйкой дома, но мне не ответили.
— Давай притащим ее утром, — сказал Льюис, опять поглядев на часы.
— Но я же не сумела с ней связаться! — не отступала Анна.