Со стороны улицы Горького задувал ветер, но никаких звуков не было, казалось, город притих и затаился. Гене хотелось верить, что Москва не спит, а только задёрнула плотные шторы, а там и бодрствует, и думает, и мыслит. Сначала он хотел пройти вдоль ГУМа, но справа от Спасской башни возникло какое-то движение, это были кремлёвские курсанты. Ну конечно, часы на Спасской башне показывали без пяти два, приближалась смена караула. Курсанты беззвучно двигались по отгороженной дорожке, между брусчаткой и серым мрамором трибун. Но вот курсанты сделали поворот к Мавзолею, перестроились в линию и сразу же появился звук - они «чеканили шаг»: медленно поднимается абсолютно прямая нога и резко падает на брусчатку кованой подошвой — топ! И тут же другая нога - топ! И снова — медленный подъём и резкое - топ! Звонкий, четкий звук еще носится в ночной пустоте, а вслед ему спешат ещё — топ — топ — топ! Их не остановить. Они не просто люди, им доверен таинственный ритуал – смена караула на посту номер один. Обычно посмотреть на это сходится множество людей, но сегодня никого нет. Это понятно, такой день… Но Гена вдруг понял, что так нельзя, должен же быть хоть один зритель, а иначе неправильно. Он быстрым шагом пересёк площадь и подошёл к мавзолею, чтобы восполнить недостающий для ритуала элемент – присутствие свидетелей.
Курсанты приближались, всё так же стройно и чётко. Вот они уже совсем близко и можно разглядеть лица, полные величия от причастности к тайне Мавзолея. Каменными изваяниями шествуют они мимо единственного зрителя. Появившийся из ниоткуда милиционер открывает низенькие воротца к ступеням усыпальницы. Курсанты делают чёткий поворот под прямым углом, бесшумно поднимаются по ступеням и новый караул замирает перед караулом старым. Всё… Так они стоят лицом к лицу. Те, что пришли и те, что должны уйти… Они не разговаривают, не переглядываются. Они ждут, ждут, готовые в любую секунду совершить этот единственный в своем величии ритуал — сдать и принять пост номер один Родины.
Кажется, что время остановилось, но вдруг, на верху, где мерцает золото циферблата, и тлеет рубиновая звезда в пепельном небе, раздается известный всему миру, величественный и неповторимый бой Курантов! И тут же разводящий подает еле слышную команду, и быстро, словно это не люди, а статуэтки на башенных часах, курсанты совершают ритуал. Движения их мгновенны, отточены и выверены. Полшага влево, разворот в полкорпуса, четверть шага вправо, ещё поворот корпуса, теперь поворот налево, и четверть шага вперёд! И ещё что-то, чего не запомнить и не заметить. И при этом они исполняют синхронный балет с карабинами, то как нежно прижмут к груди, то отставят на вытянутых руках, и наконец, высоко подкинув над головой с гулким стуком бьют окантованной сталью приклада в мрамор и замирают. Звучат последние перезвоны и, с первым ударом Курантов, уходящий караул делает три первых бесшумных шага, мягко проходит ступеньки, и лишь на брусчатке, наконец-то, поднимается затёкшая в часовом стоянии нога и с силой опускается на древние камни площади — дук! тук! дук! Они идут прямо на Гену и это всегда его волновало, ведь они не просто люди, они причастны к тайне… Но сегодня Гена стоит твёрдо, он не отведёт взгляда и не струсит. Сегодня он тоже причастен к тайне, к такой тайне, что её и поведать некому. Они идут, идут! Но прямо перед Геной - чёткий синхронный поворот к Спасской башне. Дрогнули блестящие штыки на карабинах. Проплыли строгие профили в пепельных, под цвет елей, ушанках. И пошли, пошли чеканить, всё удаляясь и удаляясь. Появился милиционер, закрыл калитку к мавзолею и снова исчез.
Гену всегда завораживал ритуал смены караула, но ещё больше волновала тайна Ленина. Это небольшое здание, чьи очертания известны всему миру и он - лежащий там внутри, в хрустальном гробу, как сказочный король. Во всём этом была какая-то невероятная тайна, совсем непохожая на тот бодрый материализм, который охотно давал объяснение по любым вопросам мироздания. Но в этом случае материализм терялся и выдвигал такие аргументы, что стыдно было и слушать… А Гена искал именно смысла, почему Ленина не похоронили? Зачем сделали из него мумию? Гене казалось, что за этим должно быть что-то важное и, если узнать эту тайну, то многое объяснится и станет на свои места. Гена так глубоко задумался, что совсем забыл, где он, а когда пришёл в себя то, обнаружил, что стоит в совершенном одиночестве посреди площади, перед мавзолеем Ленина, двери которого чуть-чуть приоткрыты. И холодея от страха Гена почувствовал, что оттуда — из-за дверей, на него кто-то смотрит! Он стоял и не мог оторвать взгляда от этой щели в дверях, словно сам Ленин подглядывал из своей жуткой усыпальницы…