Ходили день, другой с раннего утра до самого вечера. Ноги гудели, руки и плечи немели от усталости, пот катился ручьями, так как оделись тепло: — утром было прохладно, а днем припекало. Останавливались передохнуть возле лесных озерец, съедали по горбушке хлеба и, невзирая на усталость, двигались снова.
Люди им не встречались, даже следа человеческого не было видно в лесу, словно забыли в селах о том, что в это время леса так богаты грибным урожаем.
Человек им встретился неожиданно, когда солнце садилось за горизонт. Приближались к лесной сторожке, хотя и устали, но спешили, так как знали, что Гаврилиха уж чем-чем, а жареной картошкой с грибами угостит. Вмиг приготовились к бою. Незнакомца узнал Витрогон, крикнул:
— Лысак! Павло!
Тот как-то нехотя поднялся на ноги, во все глаза смотрел на людей, которых хорошо узнал еще до того, как они его заметили. Хотя и явился в лес именно для того, чтобы разыскать этих людей, а встретив их — не обрадовался, так как за день, показавшийся ему годом, успел поразмыслить, прийти к выводу, что попадаться на глаза своим недавним товарищам не стоит.
Утоптал, устроил мягкое гнездышко под кустом боярышника в густом папоротнике, куда еще с утра натаскал сухой травы и сосновых веток, лежал, как дикий вепрь, выгревал бока, хотел было даже подремать, да так и не уснул: сон его не брал.
Он думал. Размышлял. Прикидывал и взвешивал. И как ни мудрил, а выходило на плохое. Понимал, что хотя и прислужился оккупантам, хотя и мог рассчитывать на мзду, но… Похоже было на то, что задумали из него выжать все нужное им, а там — пристроить куда или выбросить на свалку. Правда, с ортскомендантом можно было бы сварить кашу, что-то выторговать у него, но у этого грача… О, грач чертов, кажется, клюнет тебя носом — и забудь, как звали. Осуществилось предчувствие Рысака — не быть ему начальником полиции. Комендант стлал мягко, обещал много чего, а чертов грач притащил с собой какого-то человека из Львова да и поставил на полицию.
Вертлявого беса поставил, такого же, как и сам, разве Рысаку с таким сравняться?
Нашлось у фон Тюге дело и Рысаку. Несколько ночей не было парню покоя, вызывал его штурмбаннфюрер в свою канцелярию, правда, хотя и смотрел зверем, но ничего плохого не делал, больше слушал, чем говорил, шнапсу не жалел, бутерброды с ветчиной приносили, можно было разговаривать. Не елось, правда, сначала Павлу, опасался, что будет ему то же самое, что и Качуренко, — Петро Хаптур под большим секретом сказал, — но вскоре сообразил, что фон Тюге делает на него ставку, замыслил поручить ответственную и опасную операцию. Уже знал Павло, как только сообразил, к чему клонит эсэсовец, что этого не сделает, но не подавал виду. Если у фон Тюге было время обдумать свое, то у Рысака времени на размышления тоже было не меньше, на досуге он все-таки пришел к выводу, что любой ценой должен выскользнуть из рук новых хозяев.
Фон Тюге долго и придирчиво расспрашивал о тех, кто пошел в лес. Кто эти люди, какие у них характеры, умеют ли воевать, дружны ли между собой. Затем уже где-то на третью ночь поинтересовался, примут ли они Рысака, если он появится в лесу?
Рысак ждал этого вопроса. Про себя решил: попадаться на глаза бывшим товарищам, особенно Голове, нет ему никакого смысла. Хотя и был уверен в том, что никто ни в поселке, ни тем более в лесу ничего о нем не знает, но рисковать не собирался, а главное — боялся, что может проговориться, во сне заговорит — знал за собой этот грех, — и тогда прощай, белый свет. Поэтому, отвечая, засомневался, сказал, что в лесу, наверное, известна его роль. Фон Тюге его успокоил — не может этого быть, никто из местных Рысака не видел, так как его надежно замаскировали с самого начала.
— При условии, если пан Рысак сможет осуществить акцию государственного значения, штурмбаннфюрер обещает предоставить ему ответственную должность в собственной команде, — перевел Хаптур слова шефа. А от себя добавил: — Подумай, такое счастье выпадет немногим — тебе открывается путь в фольксдойчи.
Поколебавшись, почесав затылок, хотя уже и решил, как быть, Павло Рысак наконец ударил кулаком по столу:
— Была не была. Скажи ему, Петро, что разыщу их, всех до единого найду.
— За каждого награда — пуд соли, — перевел Хаптур слова шефа.
А соль ценилась на вес золота.
План действий Рысака был принят сразу же — в целом он еще раньше созрел в голове фон Тюге, — и утром закрытая машина подвезла перебежчика к лесу и выпустила на волю. Павло вынужден был уже самостоятельно пробираться к лесной сторожке, он был уверен: тамошний лесник покажет дорогу к партизанам. Не сомневался в этом и фон Тюге, обещал: с его стороны задержки не будет, как только Рысак подаст известие, он сразу же будет тут как тут.