– Как подсчёты? – спросил Клай, – Чего-то не хватает?
– Не в этот раз. Но, пожалуй, я и дальше буду пересчитывать.
Торговец ухмыльнулся:
– Я ничего другого и не ожидал.
Она выбрала самое необходимое – соль, уксус, немного сахара (его завозили лишь изредка), кусок вяленого мяса. Ещё полмешка гвоздей, на что Клай ожидаемо пошутил – мол, Шай сама как полмешка гвоздей. На что она ожидаемо пошутила, что пригвоздит его яйца к ноге, а Ягнёнок на это ожидаемо пошутил, что в маленькие яйца Клая и гвоздём-то не попасть. Все немного похихикали над остроумием друг друга.
Её немного занесло, и Шай почти согласилась купить новую рубашку для Пита, чего они не могли себе позволить, даже со скидкой, но Ягнёнок похлопал её по руке своей ладонью в перчатке, и она купила иголки с нитками, чтобы перешить рубашку из старой Ягнёноковой. Пожалуй, из одной рубашки Ягнёнка получилось бы и пять рубашек для Пита – таким тощим рос парень. Иголки оказались нового типа. Клай сказал, их штампуют на машине в Адуе, сотнями штук за раз. Шай улыбнулась, думая, что сказал бы на это Галли, тряся седой головой: «иголки из машины, а дальше чего ещё удумают?». А Ро крутила бы их в своих ловких пальцах, хмурясь и размышляя, как их сделали.
Шай помедлила перед выпивкой и облизала губы – стекло янтарём блестело в темноте, – но заставила себя забыть и стала ещё жарче торговаться с Клаем, пока, наконец, они закончили.
– Никогда не возвращайся в эту лавку, чокнутая сука! – крикнул ей торговец, пока она взбиралась на сиденье фургона рядом с Ягнёнком. – Чёрт возьми, ты меня почти разорила!
– На следующий год?
Он махнул толстой рукой, повернувшись к покупателям.
– Ага, тогда и увидимся.
Она протянула руку, чтобы спустить тормоз, и едва не ткнулась в бороду северянина, с которым раньше чуть не столкнулся Ягнёнок. Северянин стоял прямо перед фургоном, словно пытался вспомнить что-то смутное – брови кверху, большие пальцы заткнуты за ремень, рядом с крупной, простой рукоятью меча. Грубый тип, неровный шрам от глаза через всю редкую бородёнку. Шай изобразила на лице милое выражение и достала нож, повернув лезвием так, чтобы оно скрывалось за рукой. Лучше избежать неприятностей со сталью в руке, чем нарваться на них без стали.
Северянин сказал что-то на своём языке. Ягнёнок ещё сильнее ссутулился на своём сидении, даже не повернувшись взглянуть. Северянин заговорил снова. Ягнёнок проворчал что-то в ответ, затем дёрнул поводья, фургон покатился, и Шай закачалась на трясущихся колесах. Она бросила быстрый взгляд через плечо, когда они проехали немного по улице, изрезанной колеями. Северянин всё ещё стоял в клубах пыли, хмуро глядя им вслед.
– Чего он хотел?
– Ничего.
Она убрала кинжал в ножны, положила ногу на перила и откинулась, надвинув шляпу пониже, чтобы заходящее солнце не светило в глаза.
– Да уж, в мире полно странных людей. Если тратить время, беспокоясь, что там у них в голове, то всю жизнь будешь беспокоиться.
Ягнёнок ссутулился ниже обычного, словно хотел спрятаться в своей груди.
Шай фыркнула.
– Какой же ты чёртов трус.
Он искоса посмотрел на неё и отвернулся:
– Бывают люди и похуже.
Они смеялись, когда с грохотом перевалили через холм, и перед ними открылась неглубокая маленькая долина. Ягнёнок что-то сказал. Он оживился, стоило выехать из города – как обычно. В толпе он всегда тушевался.
От этого и Шай повеселела. Они поднимались по дороге, которую, впрочем, и дорогой-то было сложно назвать – всего лишь две исчезающие линии в высокой траве. В юности Шай прошла чёрные времена. Беспросветно чёрные, когда она думала, что её убьют под открытым небом и оставят гнить. Или поймают, повесят и не похоронят, а выбросят на корм собакам. Не раз посреди ночи, вспотев от страха, она клялась благодарить каждый миг своей жизни, если судьба даст ей шанс снова проехать этой неприметной дорогой. Сейчас вечная признательность не очень-то возникала, но таковы уж обещания. Шай всё равно чувствовала себя немного легче, когда фургон ехал домой.
Потом они увидели ферму, и смех застрял в её горле. Они сидели молча, а ветер шелестел в траве вокруг них. Шай не могла дышать, не могла говорить, не могла думать, по венам потекла ледяная вода. Потом она спрыгнула с фургона и побежала.
– Шай! – заорал позади Ягнёнок, но она почти ничего не слышала, кроме своего хриплого дыхания. Она скатилась с холма, вокруг мелькали земля и небо. По стерне сжатого неделю назад поля. Через уроненный забор, по втоптанным в грязь куриным перьям.
Она добежала до двора – до того, что раньше было двором – и беспомощно остановилась. От дома остались лишь мёртвые обуглившиеся брёвна, да мусор, и стоял только шатающийся дымоход. Никакого дыма. Должно быть, пару дней назад прошел дождь и потушил пожар. Но всё сгорело. Шай обежала почерневшие развалины сарая, всхлипывая при каждом вздохе.