Что же касается К-17/3, то он ушел вправо. Сплелась сеть отношений К-17/3 с Республиканской партией США, с так называемыми Национальными масонскими ложами (Национальная ложа Франции, Национальная ложа Италии и так далее). В России, кстати, существовала и своя декоративная Национальная ложа. Но я здесь обсуждаю не декорации, а реальную (но очень искаженную, повторяю в который раз) функционально-ролевую специфику. Итак, К-17/3 обзавелся и этой ролевой спецификой, и определенными коммуникациями в еще более правой среде (Ватикан, примыкающие к нему ордена, дееспособные крайне правые структуры и так далее).
Конечно же — и в этом неснимаемая наша специфика, недоучет которой чреват серьезнейшими ошибками, — и К-17/5, и К, — 17/3 сохранили спецслужбистскую всеядность, готовность играть одновременно на совершенно разных идеолого-политических территориях. Но в первом приближении, грубость коего не отменяет необходимости его обсуждать, две подсистемы К-17 стали вести себя так, как будто бы у них появилась чуть ли не идеологическая идентичность («я, блин, русский и патриот, а ты, блин, еврей и либерал»). Это было отчетливо видно по примыкавшим к К-17/3 и к К-17/5 привилегированным бизнесменам. Называть их — в их тогдашнем статусе — олигархами, было бы неправильно. Олигархами они стали только после 1996 года.
Борис Березовский был стопроцентным детищем Коржакова и вел себя сообразно нормам К-17/3. Он подчеркивал свою глубокую православную религиозность, разыгрывая эту карту против Гусинского. Он был системным врагом Гусинского, Лужкова и прочих злых сил. Именно на этом он сделал свою карьеру бизнесмена и царедворца.
Владимир Гусинский, напротив, вел себя сообразно нормам К-17/5. Он не только демонстрировал свою предельную близость к Лужкову (на самом деле этой близостью и не пахло), не только демонстративно опекал Бобкова (уже разочаровавшегося в Гусинском и строившем реальное взаимодействие с замом Гусинского Сергеем Зверевым и его будущей женой Натальей Миронюк). Гусинский, вернувшись из Лондона в Москву, не только не пошел на поклон к начальнику ельцинской Службы безопасности Александру Коржакову и его соратнику директору ФСБ Михаилу Барсукову. Он демонстративно воевал с этими консервативными предтечами «путинского чекизма». Он даже завел в своем кабинете аквариум с двумя небольшими удавами, назвав одного из удавов Сашей, а другого — Мишей. Это было манифестацией крайней ненависти Гусинского и его лагеря к Коржакову и Барсукову. Те отвечали Гусинскому такой же сосредоточенной ненавистью.
Однажды я спросил одного своего знакомого:
— А зачем Бобков, располагая массой возможностей, пошел работать к Гусинскому, да еще и сделал Гусинского президентом Российского еврейского конгресса (РЕК), вице-президентом Всемирного еврейского конгресса (ВЕК)? Ведь Бобков не мог не понимать, что это влечет за собой достаточно серьезные издержки!
— Да плевал он на эти издержки, — ответил мне знакомый. — Да и так ли они на самом деле велики? Коль скоро речь идет не о широких спецслужбистских кругах, а о спецслужбистской элите.
Я ответил:
— Когда широкие круги начинают слишком негативно относиться к кому бы то ни было, то и элита задумывается.
— Согласен, — ответил мне знакомый. И добавил:
— Так в чем же суть твоего вопроса?
Знакомый мой был из привилегированной партийной семьи. Он плавал в спецслужбистских кругах, как рыба в воде. Не боялся думать на темы, подобные той, которую я ему предложил. И не осторожничал сверх меры, понимая, что я не буду нарушать жанр и жертвовать очень важной для меня доверительностью. К сожалению, этот знакомый умер от тяжелого заболевания. Затем от этого же заболевания умерла его жена. Впрочем, на момент нашего разговора знакомый был еще абсолютно здоров.