Он увидел, что лампа на столе доктора погасла, и решил, что тот отправился спать.
Между тремя и четырьмя часами ночи зубная боль вцепилась ему в челюсти с новой силой, и Питер принял новую порцию «якобинской воды».
Он машинально выглянул в окно, чтобы узнать погоду, поскольку утром собирался отправиться на рыбную ловлю.
Конечно, не в привычках доктора Говарда было подниматься среди ночи, чтобы вновь засесть за работу. «Один раз еще не привычка», — сказал себе Питер Сламкин, снова укладываясь в постель.
Когда он проснулся, то почувствовал себя свежим и отдохнувшим, готовым немедленно отправиться на ловлю пескарей.
Он проворно оделся и спустился по лестнице.
К своему величайшему удивлению он увидел свет в кабинете хозяина, хотя уже давно рассвело.
Он постучал, не дождался ответа и открыл дверь.
Доктор Говард сидел в своем кресле. Его голова свесилась на грудь. Немного крови стекло на его ночную рубашку, поскольку на нем был распахнутый пиджак. Удар кинжала прямо в сердце оборвал жизнь бедняги.
Питер по телефону предупредил полицию и, когда впускал примчавшихся полицейских, обратил внимание, что замки входной двери были открыты, а цепочка снята.
С самого начала по настоянию Скотленд-Ярда сыщик Гарри Диксон присоединился к следственной бригаде.
Доктор Стивен Говард не относился к большим ученым, но обладал отличными связями, и кое-кто из его покровителей увидел в убийстве национальное бедствие, которое требовало немедленного и всеобъемлющего отмщения.
Директорский дом был отделен от опустевших школьных помещений. Дом не был велик, а кроме того, поскольку доктор Говард прослыл человеком весьма экономным, если не откровенно скупым, то все работы по дому выполнял единственный слуга Питер Сламкин.
Сейф устаревшей модели, который взломщики вскрыли бы играючи, оказался нетронутым, хотя в нем хранилась немалая сумма денег. В ящике стола, не запертого на ключ, был найден набитый бумажник доктора, а также великолепный золотой портсигар, украшенный рубинами.
Гарри Диксон допросил Питера Сламкина, но бедняга ему почти ничего не рассказал.
Он пожелал мне через дверь спокойной ночи, — пожаловался Сламкин, — добавил, что барометр показывает хорошую погоду и что мне обязательно повезет на рыбной ловле… Он был хороший хозяин. После этих пожеланий он снова взялся за работу.
Откуда вы знаете, ведь вы его не видели? — спросил Гарри Диксон.
Тут нет ничего хитрого, — ответил слуга. — Все, кто знал доктора, скажут вам, что он совсем не производил шума, когда писал. Но его перо скрипело так сильно, что скрип был слышен даже через дверь.
Был вызван надзиратель школы, простой служака, который снимал комнату недалеко от школы. Диксон спросил его: То, что сказал Сламкин, правда?
Надзиратель выглядел ошарашенным и откашлялся, чтобы прочистить голос.
Не хочу никому противоречить, — тихо произнес он, словно извиняясь, — но я никогда не слышал…
Как? Вы никогда не видели доктора Говарда пишущим?
Видел, но никогда не слышал скрипа пера… Напротив… Питер Сламкин побагровел от гнева.
Что он еще лопочет, этот чертов надзиратель, который никогда досыта не ел? Что я лгу?
Нет, — пробормотал бедняга, — но я говорю правду.
Я, — возразил Питер твердым голосом, — не раз проходил мимо его двери и почти каждый раз слышал, как и вчера, скрип пера доктора!
— Секундочку, — перебил его Гарри Диксон. — Вы слышали, как он пишет. Но вы его не видели?
Сламкин задумался, потом медленно покачал головой:
— Послушайте, то, что вы только что сказали, сэр, удивительно для меня. Действительно, я его не видел. Правда есть правда.
— Прекрасно, — согласился сыщик. — Спуститесь на мгновение в гостиную. И вы тоже, господин надзиратель. Как вас?
— Проспер Ревинюс, помощник преподавателя французского языка.
— Спасибо. До скорого. Я буду вам чрезвычайно признателен, если вы останетесь в моем распоряжении еще на какое-то время…
Они удалились не попрощавшись, и Гудфельд, суперинтендант Скотленд-Ярда, выслушавший разговор в полном молчании, буквально бросился к своему знаменитому другу.
— Забавно, Диксон? Человек, который видел, как доктор пишет, не слышал скрипа его пера, а тот, кто слышал этот скрип, не видел, как тот пишет.
— Вряд ли можно лучше описать ситуацию, Гудф, — согласился сыщик.