Выбрать главу

Он не был совершенно неправ.

Но не дремали и остальные, в частности, хитрый демон доктор Говард. Он открыл секрет благодаря вам, Ревинюс…

Мне?

Да, благодаря вашему прекрасному переводу мемуаров, а главное — с помощью гримуара первого графа Доркдина, которым продолжались воспоминания.

У меня в голове сплошная каша! — застонал Проспер Ревинюс.

Но за всем следил третий негодяй, вернее, негодяйка. Она убила Говарда ударом кинжала и завладела воспоминаниями.

Гарри Диксон бросил на стол два предмета: диск и странный плоский ключ.

Вот то, что включало механизм врат тайны, где хранилось сокровище, — сказал он. — Вечером 6 мая вместо того, чтобы одарить смертью после выпадения черного, механизм с задержкой просто-напросто выбросил в приемник ключ. Это знал неизвестный глава лиги. По-видимому, он хотел этого, считая, что рука Бога решит, да или нет, открывать тайну членам клуба.

— Найден! — внезапно завопил старик Доркдин, жадно хватая ключ.

— Да, — печально подтвердил сыщик, — но надо вам сказать, что «Черные Лица» еще в 1850 году открыли тайну до меня. И если они тайно собирались за игрой в рулетку, то ради обсуждения коммерческой эксплуатации, поскольку именно в этом году появилась первая «двухгрошовая голова». Тайна Людовика XVI состояла в том, что это не было сокровище, а просто двухгрошовая голова, автомат, изобретенный королем. Злосчастный монарх возлагал на эту рулетку все свои невероятные надежды!

— И ради этого умерло столько людей?! — воскликнул Сламкин.

— Не забывайте, что они все были невольно вовлечены в авантюру безумцем! — ответил сыщик.

— Но кто он? — Голос Проспера Ревинюса звучал тоскливо.

Гарри Диксон немного помолчал. Потом произнес:

— Если я назову имя Людовика XIX, я не солгу. Он был последним потомком Людовика XVII, таинственным теневым королем, которого все считали мертвым. Но он выжил и взял имя Нейгауза. Этого человека история продолжает считать самозванцем, но он им, вероятно, не был. Его труп в данный момент разлагается в подвале дома на Уайльд-стрит в Лондоне.

— Но есть и другие преступники, кроме Лостело! — внезапно заявил Проспер Ревинюс, бросив угрожающий взгляд на женщину в вуали.

— Да, Ревинюс. Но невольный преступник это…

— Это?

— Профессор Проспер Ревинюс.

Бедняга в отчаянии вздохнул:

— Вы сошли с ума, Диксон!

— Не думаю, Ревинюс. Смотрите. После перевода манускрипта для доктора Говарда вы никому о нем не говорили?

Ревинюс задумался.

Говорил, — объявил он. — С теми деньгами, что мне заплатил доктор, я смог совершить поездку во Францию, где всё рассказал кормилице.

И вам потом не показалось странным, что после этого появились Лостело и отвратительный карлик, чье имя не дает ничего для рассказа, и обосновались по соседству с этой славной женщиной?

Чтобы шпионить за ней и, быть может, поставить ее жизнь под угрозу! — простонал Проспер.

Но они не причинили ей ни малейшего зла, а постарались внезапно исчезнуть.

Что вы хотите сказать? — дрожащим голосом начал Ревинюс.

Зажмурьтесь… Зажмурьтесь! — внезапно завопил сыщик, бросаясь вперед.

Женщина в вуали наклонилась над двухгрошовой головой и манипулировала рычагами, передвигая их необычным способом.

Зажмурьтесь! — снова завопил сыщик.

Отчаянно и громко женщина выкрикнула:

Прости меня, мой малыш Проспер!

Сквозь крепко закрытые глаза присутствующие ощутили ослепительную вспышку, потом услышали, как упало чье-то тело.

Опасность миновала, — мрачно сообщил Гарри Диксон.

Проспер Ревинюс упал на колени рядом с недвижно распростертой на полу незнакомкой и сорвал с нее вуаль.

И открыл застывшее и умное лицо с выжженными глазами.

Кормилица! Кормилица! — всхлипнул профессор.

Если бы вы мне сразу сказали, что вашу кормилицу зовут Пребандье, многих бед удалось бы избежать, — тихо произнес сыщик и добавил: — Доктор Пребандье была потомком графов Рамбар, а вы их последний представитель этого рода, в свое время претендовавшего на трон Франции.

— Всё, что она сделала, она сделала ради меня, — сквозь слезы говорил Проспер Ревинюс. — Она считала, что королевское сокровище по праву принадлежит мне.

Последнее слово сказал Питер Сламкин, завершая повествование об этой странной и печальной авантюре. Но он произнес эти слова вполголоса, чтобы не услышали остальные: