В школе, где учился Спенсер, ему никогда не приходилось встречать таких девушек, как Конни. В школе, где он учился, девушки такого уровня не появлялись. Он видел их в других местах. Редко, правда. Это были девушки особого рода. Они, несомненно, считали, что слишком хороши для таких, как Спенсер, когда проходили мимо, высоко задрав нос, в своих белых свитерах, с книгами под мышкой.
Иногда Спенсер думал, что стал дорожным полицейским этого округа только потому, чтобы штрафовать всех этих девиц за превышение скорости, когда они гоняли на своих фешенебельных машинах. Иногда, когда настроение было хорошее, он их отпускал, только слегка пожурив.
Но за то, что произошло, даже в те времена, штрафом отделаться было никак нельзя. Это ведь не превышение скорости выше восьмидесяти миль в час.
Тут светит такое наказание, что лучше и не думать.
Появилась Конни в обтягивающих джинсах и розовом свитере с высокой талией. Рядом шли какое-то девушки, которых Спенсер не знал. Она увидела Спенсера, остановилась и улыбнулась. Спенсер кивнул и поднялся. «Она, наверное, где-то внутри себя надеется, что я здесь случайно и жду не ее, но по лицу видно, что она знает, кого я жду. Только ее».
Спенсер медленно приблизился к ней.
Конни приняла храбрый вид и затараторила:
— Детектив О'Мэлли, я могу пообедать? Я не ела с семи утра.
Да, это она с вызовом поглядывает на него из окна своей черной шикарной машины и жеманно, с претензией на флирт заигрывает: «Что я такого сделала, офицер? Я что, ехала слишком быстро?»
— Нет, Конни, — твердо произнес Спенсер. — Вы не будете обедать. Я должен с вами поговорить.
— Хорошо, конечно. Я готова. Но может быть, после обеда?
— Нет, — сказал Спенсер, повышая голос. — Сейчас. Обедайте, и будем говорить.
Он застал ее врасплох.
— Надеюсь, во время нашего разговора я не потеряю аппетита? — спросила она, пытаясь улыбнуться.
— Такое не исключено, — ответил Спенсер.
Его собственный желудок урчал и болел от пустоты. Стоять за едой было некогда, поэтому он взял только чашку кофе. На этот раз он влил туда огромное количество молока и положил несколько кусочков сахара.
— Конни, — произнес он, — я не собираюсь ходить вокруг да около. Примерно через полчаса, а может быть, и раньше здесь появится начальник полиции с ордером на ваш арест.
— Арест? — спросила Конни тихо, почти шепотом. — Арест за что? — Она вяло откусила от своего гамбургера.
Темно-вишневый стол, за которым они сидели, был круглый. Спенсер подумал, что мебель в этом студенческом кафе почти такая же, как в комнате для допросов в управлении полиции. Здесь просто было немного уютнее.
— Конни! Френки Абсалом, вы его помните?
— Конечно, помню, — отозвалась она. — Ведь он наш друг.
— Френки видел вас на мосту в ту ночь, когда погибла Кристина.
— Ну и что? — мгновенно выпалила Конни.
Спенсер постарался вернуть ее на землю и с нажимом сказал:
— Конни, он видел вас на мосту через несколько минут после того, как Кристина исчезла из виду, и, когда он увидел вас, вы уже возвращались назад из лесу.
Конни молчала.
Спенсер отвел от нее взгляд и напомнил ей кое-что из того, о чем она уже говорила.
— Вы рассказывали, что в ночь со вторника на среду выходили из общежития. Вы помните, куда ходили?
— Думаю, что да.
Спенсер поднял глаза:
— Значит, помните? Я же вас спрашивал, где вы были в ночь со вторника на среду, десятки раз и десятками разных способов. И вы ни разу не упомянули, что ходили на мост. Это была очень важная деталь, которую вы опустили. Не так ли?
— Я не упоминала об этом потому, что это не имело никакого значения и ни на что не влияло.
Спенсер пытался говорить тихо:
— Не вам об этом судить, Конни. Не вам. Вы считаете, что это не имело никакого значения? Напрасно. Очевидно, ваши высокообразованные родители не научили вас, что, когда требуют подтвердить свое алиби, вы не должны опускать ни малейшей детали, особенно если были на месте совершения преступления. Этого ни в коем случае нельзя было делать, даже если вам показалось, что это ни на что не влияет.
— Спрашивается, какое отношение имеют мои родители ко всему происходящему? — бросила она, и Спенсер подумал, что это правильно. Действительно, какое они имеют отношение вообще ко всему? Но он вспомнил платаны в Колд-Спринг-Харборе, за которыми прятался пролив Лонг-Айленд, и подумал, что они имеют отношение, и большое. «…Но к тебе, Констанция Тобиас. Они сделали тебя такой, какая ты есть, и поэтому ты сидишь сейчас здесь и думаешь, что ты выше закона и, уж конечно, выше меня».