— Ладно тебе, — отмахнулся Альберт. — Ницше говорит, что для познавшего абсолютную правду никакие моральные факторы роли не играют.
— Чушь все это, — тихо проговорила Кристина. — Я этого принять никак не могу. Есть. Есть правда морали. И это не иллюзия, независимо от того, что говорит об этом Ницше. Есть вещи, категорически неприемлемые в любом человеческом сообществе. Убийство родителей принадлежит к числу таких вещей.
— Эти братья, — сказал Альберт, — в свою защиту приводили тоже кое-какие доводы. Например, они утверждали, что родители их оскорбляли, унижали и вообще обращались с ними жестоко. — Он подождал, что скажет Кристина, но, поскольку она промолчала, добавил: — Вот видишь, у любой медали всегда есть две стороны.
— Бр-р-р, ну и разговорчики у нас, ребята, — произнесла Конни, притворно поежившись. — Лично я своих родителей люблю. Даже вообразить себе не могу, как это мы с Дугласом взяли бы вдруг да перестреляли их. Хотя, если быть честной, насчет моего брата Дугласа я не совсем уверена.
Все засмеялись. Конни посмотрела с нежностью на Альберта и погладила его руку.
— Тебе, наверное, трудно слышать все эти разговоры, Альберт. У тебя же нет родителей.
— У меня много чего нет, — отозвался Альберт. — Например, религии. — Все замолчали. Пожав плечами, он продолжил: — Все это было так давно, что уже не имеет значения. Колледж некоторым образом заставил меня забыть об окружающем мире. Иногда мне кажется, что жизнь существует только здесь, и нигде больше.
Конни продолжала гладить руку Альберта, теперь ближе к запястью.
— Я вспомнила сейчас о твоей татуировке. Странную картинку ты нарисовал в честь своей мамы.
Альберт вскинул брови и удивленно спросил:
— Мне казалось, что тебе нравится моя татуировка, Конн. Ты в ней усматриваешь что-то непристойное или дьявольское?
— Да нет же, нет. — Она захихикала, покраснела и уставилась на него своими голубыми глазами.
Джим вышел, чтобы принести еще пива, а Кристина скормила Аристотелю очередной кусок торта.
— Я думаю, вас, ребята, вот что сближает, — сказала Конни, глядя куда-то в сторону, и после небольшой паузы продолжила, не меняя интонации: — У вас у обоих нет мамы и все такое.
— У меня есть мама, — сказала Кристина. — Только она очень больна.
Вернулся Джим с пивом.
— Крисси, поехали с нами, со мной и с Альбертом, — предложила Конни, пытаясь, чтобы ее голос звучал бодро. — Мои папа с мамой будут счастливы снова тебя увидеть. Давай. Вот будет здорово. Покатаемся на санках с горы прямо в залив, если пойдет снег. Слепим ледяные скульптуры.
— Только не это! — воскликнул Альберт. — Никаких ледяных скульптур! Помнишь, как она в прошлый раз изваяла ледяной пенис?
Конни истерически засмеялась:
— Да. Но это было просто классно. Разве не так?
— Конечно, классно. Особенно высоко оценили это произведение искусства твои родители.
— О, это все чепуха. Они любят Кристину. Поехали, Крисси.
Кристина покачала головой и ответила:
— Никуда я не поеду. Останусь здесь.
— Останешься здесь? — спросил Джим.
Кристина рассказала про Эвелин, про то, что со дня на день она будет рожать. Плюс в субботу у нее игра.
— С такой-то рукой? — насмешливо произнес Джим. — Ты будешь играть, но только во сне.
— Посмотрим, — сказала Кристина с вызовом.
— Вот это да, — продолжил Джим, громко барабаня пальцами по столу. — Ничего себе новость ты нам сообщила, Кристина. Сегодня уже понедельник. Я вообще-то рассчитывал, что ты поедешь со мной.
— Не могу, Джимбо, — проговорила Кристина, еле ворочая языком. Ее плечо горело. — Эвелин может родить с минуты на минуту. Я ей обещала.
— Как хочешь.
— Поезжай с Джимом, Кристина, — вмешался Альберт. — У Эвелин есть родители. У нее есть братья. Ты ей совсем не нужна.
— Нет, нужна, — обиженно ответила Кристина. — И она мне нужна.
— Хочешь, я отвезу тебя в травмпункт? — сказал Джим, не глядя на Кристину. — Может быть, у тебя и с головой что-то не в порядке.
Конни залилась веселым смехом, а потом резко оборвала его и внимательно посмотрела на Кристину.
— Если серьезно, Крисси, тебе надо поехать.
Альберт молчал.
— Где это сказано, что надо? — спросила Кристина.
— На твоем месте я бы обязательно поехала в больницу, — сказала Конни, открывая банку пива «Бад». — А что, если обнаружится что-нибудь скверное?