— Это был его подарок на мой день рождения, — вздохнула Анжелика, — золотая свинка, инкрустированная брильянтами. На заказ делали… Я по гороскопу свинья.
— Ааа, — протянул Антон, как будто теперь для него многое разъяснилось, — ну теперь понятно…
— Что тебе понятно? Не слышу!
— Ничего… понятно, почему свинка. Потому что по гороскопу.
— Там еще кое‑что по мелочи — колечки, сережки, на первое время хватит.
— А ты не можешь сама это все?.. Я как‑то не умею влезать в дома, вскрывать сейфы…
— Во‑первых, я не разбираюсь в ключах. Во‑вторых, — Анжелика достала телефон и, покопавшись в нем, ткнула его в лицо Антону, — читай, что тут написано?
— Вожделею тебя и смайлики…
— Ниже.
— Твой рыцарь навеки.
— Это кто писал?
— Я.
— Ты мой рыцарь. Рыцарь не может отправить даму одну вскрывать сейф. За базар нужно отвечать.
7
На закате Антон припарковал машину в некотором отдалении от дома Володи. Для конспирации он надел спортивную куртку с капюшоном. Зайдя через калитку со стороны леса, там, где не было будки охраны, они с Анжеликой легко пробрались в дом. Володиной машины не было, очевидно, он уехал по делам, рабочие тоже ушли. Дом, привычный дом, был Анжелике родным, но уже немного чужим, как школа после выпускного. Голые стены, лестница, мебель в целлофане как бы говорили ей: «Мы тебя пока помним, но это больше не твое место». Она вздохнула и направилась на второй этаж в кабинет Володи, где за портьерой в стене пряталась ниша, а в ней сейф. Под диктовку своей возлюбленной Антон ввел код, открыл его и увидел коричневый чемоданчик‑дипломат.
— Бери, что смотришь, — сказала Анжелика.
Через пять минут они уже заводили машину. А еще через полтора часа Анжелика водрузила чемоданчик на стол и с мурлыканьем открыла его. Драгоценностей внутри не было. Взорам новобрачных предстало несколько слоев аккуратных пачек 500‑евровых купюр в банковских упаковках, на каждой из которой значилось «50 000».
— Это что? — удивился Антон.
— Это, Антон, деньги, — произнесла Анжелика.
— Ммм, а где свинка?
Анжелике на ум пришла фраза «деньги не пахнут», и она удивилась глупости этой фразы. Деньги пахли, и еще как! Они пахли бумагой и типографской краской, кожей чемоданчика, а если принюхаться, что Анжелика и проделала, можно было учуять запах моря, шампанского, трюфелей и даже вековую сырость старинного замка.
— Видимо, мы взяли другой чемодан. Но это лучше, чем свинка, — подытожила она. — Поверь мне, я в этом разбираюсь. Тут миллиона два евро. Это много свинок, целое стадо свинок!
— Но это же не твои деньги, верно?
— Теперь мои. — Анжелика захлопнула чемодан и посмотрела на Антона так, как будто он фашист, собирающийся отнять у нее младенца для фашистских опытов. — Мои! Должна же я после развода хоть что‑то получить?
— И это не воровство?
— Любимый, не кипишись. Нас никто не видел. Мы можем завтра же уехать в Монако, забыть про это убожество, — она обвела рукой минималистичный интерьер студии, — начать новую жизнь. Никто никогда не узнает. Ты понимаешь, как нам повезло?!
Но Антон не был готов разделить с Анжеликой трактовку этого события как везение. К тому же он слегка обиделся на убожество. То, что произошло два часа назад, являлось типичным воровством, кражей со взломом. И вместо Монако, пляжей и замков ему мерещились Воркута, тундра и барак.
— Это надо вернуть, — твердо сказал он.
— Любимый, тебе мозг надо вернуть, не знаю уж, где ты его оставил. Во‑первых, ты не сможешь этого сделать — Вован уже, наверное, дома. Во‑вторых, попробуй для начала отними.
Анжелика была крупной женщиной, но Антону никогда не приходило в голову оценивать ее физическую силу. Сейчас она стояла перед ним, как Родина‑мать — высокая, мощная, готовая к праведной битве. Стояла, сверкая глазами, грозно шевеля ноздрями и улыбаясь.
— Антон, — рассудительно сказала Анжелика. — Ты малахольный, хоть и художник. Твое дело — рисовать, писать стихи. А хозяйство, — она похлопала по чемоданчику, — предоставь уж мне. Так и будем жить. Согласен?
— Это преступление, — упрямо пробормотал художник. — Нас посадят в тюрьму. Тебе хорошо, ты сильная, знаешь тюремные слова — «не кипишись», «малахольный»… А мне в тюрьму нельзя.
Анжелика ничего не ответила, встала, подошла к Антону, внимательно, как хозяйка собаку, осмотрела его с головы до ног и заключила в свои тяжелые объятия. Объятия сопровождались поцелуем такой силы, что Антону показалось, будто Анжелика хочет его проглотить. Влечение к ней было еще свежо, поэтому дискуссия на морально‑этическую тему кончилась в спальне.