Пожимая плечами в ответ на собственные мысли, Мара спрыгивает с поваленного дерева и чуть не врезается в спину Керги.
— Прости, — кается он, аккуратно подхватывая её за локоть. — Я забыл сказать, что ты сегодня идёшь к шаману во вторую половину ночи.
Мара удивлённо открывает рот. Больше семи дней назад Керга решил, что следить за шаманом по одиночке слишком опасно, так что теперь у пещер сидят по двое: один — в человеческом обличье, другой — в волчьем, чтобы в случае чего племя могло говорить с ним по внутренней связи. Мара согласна с решением молодого вожака, но ей очень хочется снова поговорить с шаманом. Но, кажется, и в эту ночь Маре это не удастся.
— Я пойду одна? — спрашивает она осторожно.
— Нет, с Хело, — Керга хмурится. — Я подумал, что ему стоит дать шанс на исправление. Справишься?
— Конечно! — возмущённо фыркает Мара.
Устремляясь вперед и обгоняя Кергу под его же хмыканье, Мара старается не думать о предстоящей ночи. В ней борются противоречивые желания: сознаться Керге в том, что она общалась с шаманом, или же сохранить всё в тайне. Но что-то Маре подсказывает, что её действия не сочтут благоразумными. Или хуже того — примут за измену племени. Мара совершенно не хочет проверять судьбу изменника на своей шкуре, так что она прикусывает язык и ступает на вытоптанную землю селения.
В воздухе витают ароматы копчёной рыбы, жжёной древесины и таких редких в обычные дни лепёшек из муки. Здесь, на севере, не растут семена, которые Ведьма однажды принесла после своих странствий, поэтому в племени бережно хранят те запасы, которые у них остались. Все мысли тут же выветриваются из головы, и Мара с удовольствием плюхается рядом с костром. Она оказывается между Войкой и старым Таошем, предыдущим вождем племени. Он добродушно гладит Мару по голове, совсем как в детстве, и она счастливо жмурится.
С другой стороны от Таоша садится мать Сима, за ней — Керга. У бока Войки неловко усаживается Хело. Керга всё ещё не простил ему вызова за звание молодого вожака, но старые обычаи гласят: в день первого снега все в племени равны. Люди, не открывшие в себе волка, и те, кто оказался в этом счастливчиками; матери и дети; старое поколение и молодое. Рамки стираются, все различия обращаются в пыль.
Все в племени равны перед Небом и звёздами.
Ведьма берёт пучок трав из тех, что принесла Мара, и, поднеся их ко рту, что-то долго и упорно шепчет. В мгновение, когда Ведьма кидает их в огонь, разговоры стихают, чтобы тут же вспыхнуть вновь. Терпкий горелый запах обжигает горло, у Мары немного начинает слезиться глаз. Она прикрывает веко, и остальные ощущения тут же обостряются.
Тихий мелодичный голос Нийры откуда-то справа костра запевает первые слова песни.
— Веют ветра в горах, — произносит она, и все затихают.
Войка подхватывает, и продолжают они уже вместе:
— Снег тает за рекой…
— В северных племенах волки подымают вой, — не открывая глаз, поёт Мара, слыша множество женских голосов в унисон со своим.
Кто-то с той стороны костра начинает хлопать в ладоши, отбивая ритм. Мара тоже принимается мерно постукивать ногой.
— А в жилах стынет кровь, — в противовес запевает Керга, и Мара улыбается. Эту часть песни она любит больше всего.
— Сказкам ты верь — не верь, — присоединяется хриплым старческим голосом Таош.
— Но на полночный зов древний твой проснется зверь, — завершают вместе десятки мужчин.
Песни текут друг за другом рекой. Над головами уже давно светит луна, когда Керга выскальзывает из общего круга и по очереди касается плеч Хело и Мары. Нехотя Мара поднимается с нагретого места, но долг ждет её.
Хело тенью следует за ней.
***
Звёзды светят мерно и холодно. Хело и Мара останавливаются рядом со входом в пещеру, встречая предыдущих сторожевых. Они решают переждать ночь здесь: Мара — потому что не хочет снова случайно упасть к шаману, Хело — потому что не рискует отходить далеко от спутницы. Он нервничает, заламывает пальцы, и Мара думает, что Хело переживает, потому что он здесь впервые. Мара косится на Хело видящим глазом и негромко спрашивает: