И чего, спрашивается, я так забеспокоился? Была ведь идея полностью развязаться с этим делом и отдать камни им, Азаму с Галкой. Музыкант, что ли, мне мозги так перебалалаил? А теперь от грохота они на место встали? Ну и отдам. Вот сейчас выберусь из этой пещеры, возьму обратно у Ириски и, как увижу Галину, сразу отдам. Больше того. Выну фото, ей отдам только рамку, пусть вставит для близиру какую-нибудь картинку. А портрет положу в сумку, как Галка предлагала, и никуда он не денется. Пусть будет при мне.
Вытащили меня оттуда, подошел тамошний врач, глянул мне в лицо, сказал «все в порядке», а что в порядке — мне, как положено, не сказали и стали обратно на другую каталку переваливать, чтоб везти не знаю куда. До чего они ловко навострились! Меня вон уже сколько раз валяли, и ничего, боль терпимая. Но я вцепился в халат этой сестры и не даюсь.
— Где, — говорю, — Ирис?
Она мне:
— Пусти, мы тебя и без Ирис аккуратно переложим.
— Без Ирис, — говорю, — не поеду. Где она?
— Ушла в свое отделение. Да ты не волнуйся, она тебя еще навестит.
— А где мои вещи?
Она показывает мне мою рубаху со штанами, в ногах у меня лежат.
— А остальное? Где моя фотография?
— Ах да, — говорит, — она велела тебе передать.
И шарит у меня в ногах. Потом говорит санитару, который должен меня везти:
— Моти, ты куда ее положил?
— Кого?
— Фотографию, Ирис из хирургии алеф оставила.
— А, — говорит Моти и улыбается, — лохматенькая такая фотка! А я ее ему на каталку в ноги положил.
— Здесь нету.
Моти подумал-подумал и говорит:
— Ты сказала, положи на каталку в ноги, я и положил.
— На эту каталку?
Моти опять подумал:
— Вроде на эту. Их тут две было, вторую Шуки забрал.
Ну, так и есть. И где теперь искать?!
Тут прибегает мой зелененький врачишка и издали еще кричит здешнему врачу:
— Ну, что мой спондилайтис?
А тот ему:
— Погоди, обработаю показания. Определенно могу сказать одно, спондилайтис ярко выраженный, а перелома что-то не нахожу.
— Ну, давай обрабатывай, должен быть! — И ко мне: — Видишь, ты какой, никто не может найти. Что делать будем?
Весело так говорит, а мне не до веселья. И перелома не найдут, и фото пропало, а с ним и остальное.
— Что делать будете, — говорю мрачно, — это вам решать. Домой, что ли, пошлете?
— А ты, — говорит, — домой хочешь?
— Надо, так и пойду. Только фотографию мою найдите.
— Надо? — и смеется. — Кому это надо, чтоб ты дома от гангрены скончался? Или просто от болевого шока? Мне не надо. Будем искать.
И хочет бежать дальше, но остановился и спрашивает:
— Какую фотографию?
Сестра ему объяснила.
— Ого! — говорит. — Свадебная фотография. Ты, значит, к нам собрался всерьез и надолго!
— Как мог, так и собрался, — отвечаю. Очень уж мне скверно было. И снимок, между прочим, жалко, у меня другого нет.
Он ко мне опять поближе подошел и говорит, не смеется уже:
— Ты не сердись, случай твой действительно серьезный. Мы потому и перелом не можем отыскать, что в суставах сильные изменения, затемняют картину. Но найдем, не беспокойся. И ногу починим, я знаю, как тебе ноги нужны. И фотография твоя отыщется, куда ей деваться. Вот сестра поищет, верно?
По голове меня потрепал и убежал. И хоть вижу я, что не очень-то эта сестра станет искать, но ободрил он меня не передать как. За симулянта считаться удобно, когда не очень страдаешь, а когда на самом деле такая боль, то сильно угнетает. А он серьезность признал, и у меня сразу повысилось настроение. Как будто он мне что-то ценное дал. Смешно человек устроен, очень ему хочется из общей массы выделиться, хоть чем-нибудь, хоть серьезной болезнью. Тем более в больнице.
Теперь только фотку найти, действительно, куда ей деваться.
В любой большой больнице главное место — это коридоры, а в этой особенно. И возят тебя, и возят, с этажа на этаж, направо, налево и кругом, из одного коридора в другой, как только не запутаются. А ты лежишь, только стены мимо несутся.
С этими стенками не соскучишься, все сплошь увешаны картинами, прямо тебе музей. То есть репродукции, но качество высокое, совсем как настоящие. Я их еще в прошлый раз подробно изучил, в основном художники по имени Шагал и Миро, хотя есть и другие. На каждом этаже Шагал — Миро, Миро — Шагал, но они оба много картин нарисовали, поэтому разнообразие все же есть.