— Вижу, что брильянт! Да еще какой! У королевы английской такого брильянта нет!
Костыль бросил посреди палаты, про голову забыл, поскакал к своей тумбочке, повыкидывал из нее всякое барахло, вытащил чемоданчик, копается, бормочет что-то, а у самого руки дрожат, и вытаскивает прибор такой ювелирный, увеличительное стекло в трубочке, в глаз вставлять. Вставил в глаз, подскакал поближе к свету, вертит мой камушек, рассматривает и бормочет:
— Или тяжеловат… А? Нет, без весов не поймешь… Но даже если и цирконий… или все же… Нет, конечно, наверняка цирконий… не может быть… а все же, скорее всего… и без единого порока! эх, света мало…
Я ему криком уже кричу:
— Отдай сейчас же! Отдай мой талисман!
А взвешивает его в руке и хихикает при этом, как ненормальный:
— Ничего себе талисман… Сейчас посмотрим, что за талисман…
Опять стал в своем чемоданчике копаться, вынул что-то и скачет от одного света к другому, ищет, где лучше видно. Я нажал на звонок изо всей силы, и тут же появляется мой врачишка вместе с сестрой.
— Чего, — говорит, — трезвонишь?
Я ответить не успел, он глянул, что в палате творится, костыль на полу, из тумбочки соседа все вывалено, а сам сосед метнулся было к кровати и застыл посреди палаты с этой своей штукой в глазу, стоит и смотрит, как пойманный. Да и есть пойманный, потому что доктор говорит ему:
— А ты что здесь делаешь? На тебя с самого утра оформлена выписка. Сестра, что это значит? Почему больной все еще здесь?
Сестра начала бекать-мекать, мол, жаловался очень, невропатолога просил, и покраснела даже, видно, как она моего доктора Сегева боится. И дедуля тоже заныл, как у него все болит, и ходить не может, и в глазах мухи летают.
— Ага, — говорит врач, — то-то ты по палате без костыля бегаешь. Давай-ка, собирайся быстро, подбери манатки и марш домой. Твою кровать будут сейчас перестилать, следующий уже дожидается. Деньги есть на такси?
Эй, думаю, да его сейчас отсюда выпрут, и унесет он мой камушек как пить дать!
— Доктор! — говорю. — Доктор, скажите ему…
Тут третий больной, который все время лежал тихо, подает голос:
— Это он с оперированным сражался, отнимал у него что-то.
— Да, он у меня мой талисман отнял! Скажите ему…
Засмеялся мой врачишка:
— Детский сад! Взял и отнял? Невезучий твой талисман. — И к деду: — Чего хулиганишь? Отдавай ему его игрушку!
А тот камушек мой в кулаке зажал и говорит:
— Игрушку? Да вы знаете, что это за игрушка?
Сегев рукой машет:
— Знаю, знаю, видел. Дай сюда.
Дед прямо взмолился:
— Только одну маленькую проверку сделать! Сейчас найду местечко весы поставить, взвешу, измерю, одна минута, и точно будем знать!
Вспылил мой врачишка. Воображаю, какой он бывает, если разозлится по-настоящему.
— Ты от меня на выписку какую справку просил? Чтоб со всеми твоими жалобами? Головокружение, тошнота, искры в глазах? Вот такая тебя внизу дожидается. А могу и новую написать, другую, хочешь? Нет? Тогда убирайся сию минуту.
И подставил ладонь. Дед разжал кулак, выронил камушек и говорит:
— Эх, не понимаете вы ничего. Спросите его хотя бы… Это же…
— Вон!
Вот это по-нашему. Это я понимаю, уважение к сединам.
Сестра уже белье с его кровати сдернула, стелит чистое. Куда дедуле деваться, стал собирать манатки.
А доктор Сегев подошел ко мне, камушек мне из рук в руки и говорит:
— Ну, как мой специальный пациент?
Простыню откинул и прямо берется за больную ногу, приподнимает ее за колено без всяких церемоний. А она у меня даже не загипсованная, только наклейка большая положена на рану. Но я к нему такую любовь чувствую и такое доверие, что что угодно ему позволю. Он мне ближе отца родного, хотя и моложе меня. Его специальный пациент! Да я его теперь… я ему…
— Чего молчишь, герой, не больно разве?
— Больно, — говорю, — но могу стерпеть.
Он взял и ногу мою дернул, и не так уж слабо. И что удивительно, боли особой не прибавил. Но я все-таки охнул слегка, в основном от страха.
— Ну, то-то, — говорит, и еще мою ногу из стороны в сторону поводил и пальцы пощупал. — Порядок, завтра будем тебя подымать. А терпеть не надо, сейчас тебе сестра перкосета даст. — И смеется: — Ты у меня, — говорит, — растяпа, хотя и герой. Лучше надо талисман свой беречь!
— Буду, доктор, буду, — заверяю его, а сам прямо чуть не заплакал от чувств.
И прав он, надо лучше беречь. Но как тут убережешь?
Прочитал я Танину записку, и хоть караул кричи. «Миша, — она пишет, — бегу в свое отделение, загляну к тебе попозже. Макраме твое нашла, часть бомбошек отлетела, я их выбросила, но в целом ничего, намочу с хлоркой и выстираю. Подумай на завтра, чего приготовить, чего бы тебе хотелось покушать».