- Привет! Как прошли твои утренние процедуры?
- Ой, Гиссарико! Не ожидала тебя здесь встретить. Ты откуда знаешь? Ах да, ты ведь вчера присутствовала при разговоре с Семёном Михайловичем. У Глеба такие руки, крепкие, мужские и в то же время очень нежные.
- И что он делал этими руками? – хихикнула я.
- Массаж конечно! А ты что подумала? Каждое утро теперь. 10 сеансов, дальше – в зависимости от моего самочувствия. И никаких жалоб он не напишет, потому что сам Семён Михайлович...
- Знаю, знаю. Ты в поход идёшь?
- Собираюсь. Меня всё равно освободили от дежурств. Надеюсь, медработник в походе нас будет сопровождать? Это ведь тоже культурно-массовое мероприятие, как сказал Семён Михайлович.
- Ох, Сашка...
- Гиссарико, ты не представляешь, как мне сейчас хорошо.
- Неужели процедуры нельзя перенести на более позднее время? Ярослава Сергеевна очень волновалась, что тебя не было на линейке.
- Да я и шла на линейку, просто по дороге был медпункт, а в окне горел свет, а в кабинете был он. И тут у меня голова разболелась вдруг...
Я поняла, что Глеб Валерьянович будет единственной темой нашего разговора.
- Ладно, я иду Аньку навестить, не знаешь, как она?
- Не знаю, ладно, я побежала, дел много. Спасибо тебе!
- За что?
- Да за всё! – Саша вдруг крепко меня обняла, и побежала к домикам, насвистывая весёлую песенку. Надо же, как любовь преображает людей! Я вспомнила, какой серьёзно-вежливой она была при нашей первой встрече. А сейчас порхает, как бабочка. Впрочем, даже если у них с Глебом Валерьяновичем нечто большее, чем просто массаж, мне до этого нет дела.
Я вошла в медпункт с небольшим свёртком и сразу поспешила в кабинет доктора. Он был на месте, но кушетка была пуста. Я постучалась.
- Доброе утро ещё раз. А где Аня?
- Твоя подруга сейчас в изоляторе. Я решил, что так будет безопаснее.
- Она так серьезно больна? Ей стало хуже? Может быть, её в город отправить?
Я побледнела. Глеб Валерьянович серьезно посмотрел на меня:
- Гиса, скажи, ты видела, кто и как нанёс ей эту рану?
- Нет, но она упоминала про..., – я запнулась, не зная, говорить ли дальше, и вспомнила, как выболтала Мадине историю про Буку. Правда здесь я не давала каких-то клятв, но всё же, говорить не стоило. – Про то, что в темноте напоролась на ветку дерева... Но почему она в изоляторе?
- Раз ты не хочешь со мной откровенно общаться, то и мне нечего тебе сказать. Завтрак оставь на столе, я ей сам передам. Приём окончен.
- Подождите, я должна знать. У неё какая-то инфекция?
- Я отвечу тебе при одном условии, если ты мне расскажешь всё что знаешь. И чем быстрее, тем больше шансов у меня будет спасти твою подругу. Анна может умереть в любую минуту.
– Глеб Валерьянович, скажите, пожалуйста, что это неправда! Я, конечно, расскажу, всё что знаю, но я ничего не понимаю. Я слышала только разговор, но не видела. Мы были в другом месте с Мадиной, а Аня в каких-то подвалах сражалась с монстрами.
- Так я и думал. Но позвольте уточнить – где это были вы с Мадиной?
Я молчала и ненавидела себя. Снова мой язык всё выболтал.
- Хорошо, можешь не отвечать, я всё равно узнаю, но к делу это отношения сейчас не имеет. Пойдём в кабинет.
Глеб Валерьянович подошёл к шкафу, открыл его и достал оттуда герметически закрытую банку с каким-то предметом, плавающем в жидкости. Он поставил эту банку передо мной со словами:
- Скажи, ты знаешь, что это такое?
Некоторое время я пыталась понять, что внутри. То ли шип, то ли какой-то коготь. И вдруг вспомнила. Кровавая луна в ночном небе, жуткий вой, разрывающий уши до самого сердца, обнимающий меня Серёжа, и огромная когтистая лапа, занесённая для решающего удара. Без сомнений, это был коготь Тени. Я вжалась в стул, представив, как одним ударом он мог перерубить пополам Серёжу, а затем меня. Даже заспиртованный в банке он выглядел зловеще. Я молча кивнула.
- Где ты его видела? – продолжал допрос Глеб Валерьянович.
Отпираться было бессмысленно, по моей реакции он и так всё понял.
- Ночью, на поле, у старого особняка во время битвы. Точнее, она не состоялась, их было слишком много, но нас спас один человек, или не человек.
- Как интересно. И ты утверждаешь, что Ани с вами не было?
- Не было. Это правда, – я сидела на стуле, будто осуждённая в ожидании своего приговора. Глеб Валерьянович возбуждённо ходил по кабинету, молчал и о чём-то думал. Затем сказал.
- Дело тут такое... такое дело... у меня есть все основания предполагать, что рана была нанесена именно этим предметом, хотя назовём вещи своими именами, когтем. Странно, что Аня вообще выжила. В рану попал яд, который её быстро убивает. Насколько он опасен для окружающих – я не знаю, но на всякий случай поместил её в изолятор во избежание распространения неизвестной инфекции. С ней общались и ты и Мадина, и я, но судя по тому, что ухудшения вашего здоровья не произошло, я делаю вывод о том, что для окружающих яд опасности не представляет, а вот для раненого... Дело плохо. Очень плохо. Я должен взять образцы тканей. Ещё мне понадобится анализ крови твоей и Мадины. Особенно Мадины, так как она обрабатывала её рану. Скажи, ты ни с кем не общалась больше?
- С Сашей говорила. Ещё в столовой была, когда еду приносила. А утром мы все на линейке стояли.
- Тогда карантин объявлять бесполезно. Либо яд безвреден, либо вскоре лагерь прекратит своё существование. Остаётся лишь ждать.
- Чихать мне на лагерь! Что будет с Аней? Я могу её увидеть?
- Да, но внутрь к ней, я тебя не пущу. Поговорите через стекло.
- Глеб Валерьянович, но как же? А вдруг? – я всхлипнула, – вдруг это последний раз?
- Гиса, я не могу рисковать твоим здоровьем и возможно жизнью. Этот яд неизвестен науке, и никто не знает, к каким последствиям может привести заражение. Есть шанс, что исход окажется не летальным, и организм справится, самостоятельно выработав противоядие.
- Шанс? Вы так спокойно говорите о человеке, жизнь которого висит на волоске? Вы же доктор! Вы обязаны её спасти. Вылечить!
В ответ Глеб Валерьянович лишь развёл руками и открыл изолятор. За стеклянной дверью лежала на кушетке перевязанная Аня. Я радостно бросилась к стеклу и постучала. Она меня заметила и сделала попытку подняться, но тут же схватилась за ребро. Глеб Валерьянович замахал руками, но девушка, стиснув зубы, всё же встала и подошла, не обращая внимания на его протесты. Пациентка была очень слаба. В руке у неё был какой-то железный предмет. Одной рукой опершись о тумбочку, она начала что-то чертить им на стекле. Сперва доктор хотел остановить её, но вопросительно посмотрел на меня. Аня нарисовала букву “А”
- Она не может говорить и хочет что-то написать, но что?
Вторая буква была “Д”. Неужели у Ани опять эти приколы про ад? Но она написала третью букву – “А”
“АДА”
- Ты хочешь, чтобы я попросила помощи у Ады?
Аня радостно закивала. Затем развела руками, мол простите меня, ребята, так получилось, и вновь рухнула на кровать.
- Гиса, случай неординарный. Я должен постоянно быть здесь, следить за её состоянием. Выходит, вся надежда только на тебя. Не знаю, чем ей поможет Ада, но, как ни странно это звучит из уст врача, это единственная надежда.
Я кивнула и со всех ног помчалась в библиотеку. Захочет ли Ада разговаривать со мной, было уже вторым вопросом. Недалеко от нашего домика я буквально врезалась в Мадину, чуть не сбив её с ног, но была остановлена железной хваткой.
- Эй, куда так спешим?
Я виновато опустила голову:
- Не знаю, как тебе сказать, но хочу извиниться за утренний скандал. Я ведь не знала, что вы с Аней меня защищаете.
- Слышала разговор, значит? Ладно, брось, проехали. Я долго не обижаюсь. Отнесла ей завтрак?
- Мадина, понимаешь... я не знаю, что делать... она...
Вдруг слёзы сами подступили к горлу, и я разрыдалась. Кажется, Мадина поняла.
- Что с ней? Ей стало хуже?
- Да, совсем говорить не может, Глеб Валерьянович сказал, что рана опасная. И... и..., – я не прекращала рыдать.