Вызов начался, и через несколько секунд трубку взяла бабушка! Так значит, это всё ложь! Все эти параллельные вселенные, слова Валькота, Мадины и Ани. Всё это просто игра. А я чуть было не поверила! Какое счастье, что вся мистика лагеря оказалась выдумкой!
- Бабушка, бабушка! – завопила я радостно в трубку, – это я, Гиса! Привет! Я тебе из лагеря звоню. Приезжай скорее!
- Какая ещё бабушка? – гневно ответил голос в трубке, – что за обращение ко мне? Девушка, кто вам нужен?
- Наталья Чайкина.
- Да, это я. Но называть меня бабушкой – это оскорбление! Может быть, я даже младше вас. Вы кто вообще?
- ГисссарикоКомуро! Твоя внучка. Я в лагере сейчас, разве ты забыла?
- Вы из рода Комуро? Вы из Японии звоните что ли? От Василисы? Я ничего не понимаю.
- Да, да. Василиса – моя мама. А ты – моя бабушка Наташа, ты ведь неделю назад отправила меня в пионерлагерь «Чайка».
В трубке на несколько секунд воцарилось молчание. Наконец, стальной голос бабушки произнёс:
- Девушка. Я не знаю, что вам нужно, и зачем вы придумали весь этот глупейший розыгрыш, но, насколько мне известно, а мне это поверьте, известно очень хорошо, у Василисы пока ещё нет детей. Если вы звоните от господина Комуро, изложите, пожалуйста, толком, что вы от меня хотите в столь поздний час. Но клянусь, если вы обычный телефонный хулиган, я заявлю в милицию, и они выследят, откуда был звонок. Шутить подобными вещами – по меньшей мере, жестоко.
Настала моя очередь замолчать.
- Бабушка… – лишь прошептала я, но на том конце провода уже были короткие гудки. Трубка выпала у меня из рук.
«Тебя не существует, Гиссарико» – слова Валькота железным молотом стучали в голове. НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
Что произойдёт дальше, мне было всё равно. Я спустилась по лестнице и в открытую вышла через центральную дверь. Пусть ловят, арестовывают, допрашивают. Теперь это не имеет значения. Выходит, всё, что здесь происходит, правда. Мы в 1987 году, и я даже не родилась. Сбежать можно, если есть куда сбежать. Но если там, в мире за воротами, тебя просто нет? Нет друзей, близких, а те, кого я называю родителями, попросту меня не узнают. Господи, Валькот прав. Прав во всём, от начала до конца. Почему же я не произнесла последнее слово в тот момент, когда могла? А сейчас я ничего не могу изменить. И даже асфальтовая дорога приводит в никуда. Это не просто тюрьма, это хуже. Из тюрьмы можно освободиться, отсидев срок, вернувшись к тем людям, которые тебя знали, в привычный для себя мир. Что же делать мне? Той, которая НЕ СУЩЕСТВУЕТ!?
Я села на скамейку, и охватив руками голову, бездумно уставилась на луну. Слёз не было, была какая-то безнадёжная отстранённость от всего, что происходит. Может быть, поэтому они не хотели говорить мне правду в надежде, что я приму эту игру в пионеров, втянусь в неё и со временем забуду прошлое? Вот почему никто из пионеров не любит вспоминать то место, откуда прибыл. Чтобы не было так мучительно больно, как мне сейчас.
- Чёрт бы тебя побрал, Валькот! Куда же ты меня затащил? Что за ад ты мне уготовил?
Сказала я эти слова, видимо, вслух, не заметив, как ко мне подошёл Серёжа и молча сел рядом на скамейку.
- Узнала, что хотела? – наконец, тихо спросил он.
- Узнала.
Мне было всё равно кто сейчас рядом, просто, разговаривая с кем-то, я пыталась отогнать мысли. В голове не укладывалось, как я, живая и здоровая, могу сидеть здесь, общаться, чувствовать тепло, холод, боль, жажду, но при этом меня не существует?
- Я хотел отговорить тебя от этой затеи, когда понял, куда ты идёшь, но не успел. Влетит теперь нам. Тебе в особенности.
- И что же они сделают? Родителям позвонят или домой отправят? – саркастично спросила я.
- У тебя есть родители?
- Как сказать...
- Тогда не говори. Здесь не принято вспоминать о прошлом. Мои родители погибли в автокатастрофе, я один выжил.
- Прости, не хотела тебя расстраивать.
- Да ты сама сейчас расстроена.
- Ерунда. Справлюсь. Гиса – сильная. Так папа всегда говорил.
- Он умер?
- Не знаю. Нет, наверное... Это сложно объяснить. А как твои погибли?
- Яс отцом ехал на машине в пионерский лагерь поменять путёвку. Из-за болезни мамы решили перенести мой заезд на следующую смену. Мама отправилась с нами, на обратном пути мы должны были отвезти её в больницу. Последнее что я помню, огромный то ли грузовик, то ли автобус, несущийся навстречу. Даже не понятно, откуда он взялся, будто из пустоты вынырнул.
- Серебристый? С надписью TESLA?
- Скорее, на “Икарус” похож. Не знаю, не рассмотрел. И синяя бабочка вдруг на стекле. Я потянулся к ней, чтобы поймать, и тут удар. Дальше не помню ничего. Очнулся в лагере, в медпункте. Вожатая сказала, что меня спасли, а родителей – нет. С тех пор живу тут, но смена, говорят, скоро заканчивается. Куда потом отправят – не знаю. Родственников у нас нет в Саратове.
- Какая печальная история. Прости. Ты из Саратова?
- Да. А ты?
- Я из Токио, в Саратове моя бабушка живёт... жила... или будет жить, – не знаю, как правильно сказать.
- Генда жил, Генда жив, Генда будет жить! – подмигнул Серёга, – не расстраивайся главное, а то...
- А то что?
- Вот возьму, и поцелую тебя. По-настоящему!
- Ты? Меня? Ну, попробуй!
Серёга вдруг резко придвинулся ко мне, одной рукой схватил мои руки, а второй обнял и, прежде чем я успела что-либо сказать, поцеловал в губы. Затем вдруг покраснел и отпустил.
- Прости, Гиса, прости... я... я не должен был...
Он сжался, ожидая пощечины или упрёков, но я сидела, не шевелясь, пытаясь понять, что почувствовала. Может быть луна, наконец, расставила всё по местам, и может быть я не зря оказалась в этом лагере. Внутри было тихо и спокойно, в сердце плескалось то самое море, которое показывал мне во сне Валькот. Что если тот сон, о котором он говорил, это мои просыпающиеся чувства? Если пути назад нет, то всегда должен быть путь вперёд. Я и только я должна разобраться в судьбе этого лагеря и в своей собственной, чтобы стать такой же, как Ярослава Сергеевна, – счастливой здесь и сейчас.
- Почему ты не уходишь? – тихо спросил Серёжа.
- Потому что если я уйду, сможешь ли ты найти меня через 10 лет?
- Даже через 100! – горячо выпалил он, – где бы ты ни была, я найду и приеду за тобой.
- А если я буду на другой планете?
- Построю космический корабль и прилечу.
- А если в другом времени?
- Тогда изобрету машину времени.
Я глубоко вздохнула и прижалась к нему. Проснулась ли во мне любовь, или просто Серёга оставался единственным человеком, которому я была нужна, и который вот так просто сидел сейчас на скамейке, обнимая меня в лунном свете? Обнимал ту, которой не существует, выдумку товарища Генды и Валькота. Сердце стучало всё сильнее, а может быть, это было не моё сердце, а Серёжи? Тогда почему я его слышу? И так странно себя чувствую. Его звук успокаивает. Я знаю, что он защитит меня своим крошечным перочинным ножичком от Великого Ничто, разинувшего пасть над лагерем. Его руки глядят меня по волосам. Я помню это чувство, в далёком детстве, когда мне становилось страшно, я пряталась на коленях у папы, а он меня гладил и говорил: “Гиса – сильная, Гиса победит всех монстров”, и я переставала бояться. Не боюсь я и сейчас. Слышишь, Время? Я не боюсь тебя больше! Генда смог тебя победить, значит, и у меня получится!