Он возвращает взгляд на страницы папки, все-таки беря себя в руки и переворачивая листы. Снова вчитывается в текст, чёрным по белому читая о отравлении, о биохимии. он закрывает папку уже через десяток минут, к фотографиям не возвращаясь, а лишь отодвигая бумагу чуть дальше от себя, давая понять - он не будет это фотографировать, переписывать, заучивать или ещё как-либо орудовать этой информацией. Пусть оно будет где-то внутри него. Пусть будет шрамом, пусть будет ошибкой и камнем, повязанным вокруг шеи. Но он выпрямится, встанет ровно и не даст ему утянуть себя вниз. Они бы этого не хотели.
— Если захотите, то расскажите о проникновении, так будет справедливо. Ваша злость рациональна, я бы тоже не хотел лезть в чужие семейные дела, наблюдать за этим жалким спектаклем и быть подвергнутым риску. Вы простите меня, я выплачу вам компенсацию в любом размере, буду должником.
— Мне придётся заявить о проникновении. Как минимум потому, что разбитое окно вызовет много вопросов, — она забрала папку, завязывая её и убирая обратно в короб. Скорее всего очень надолго, если только какой-то новый комиссар не вздумает поднять дело. — Впрочем, у нас два варианта. Первый: мы уходим, и я оставляю разбитое окно на милость того, кто первым придёт сюда утром. Второй: ты уходишь, а я вызываю охрану и провожу увлекательную ночь в компании служителей закона. Если быть откровенной, солнышко, мне вообще не нравится второй вариант, потому что я хочу спать. Но эти два пути объединяет одно — я не буду сдавать тебя. У меня на это... своя причина.
Закинув коробку на место, Джейн шумно выдохнула и махнула рукой, словно кота выгоняя мужчину из архива. Его упорству можно позавидовать. До того она видела такое один раз, когда её близкий человек ради неё же переступил все грани. Тогда она смолчала, ограничившись только личной истерикой, и сейчас не видела в себе морального права закладывать и этого человека.
— Но счёт за врача я пришлю тебе.
Он подбирает со стола ручку и лист бумаги в клетку, записывая торопливо свой адрес и номер телефона, чтобы у неё было, куда отправить счёт.
— Моё имя Лиам Чжоу, я обязательно оплачу вам врача.
— Лиам... Джейн Милл. Не могу сказать, что рада знакомству.
— Я понимаю. Если вам потребуется что-то ещё, то вы можете ко мне обратиться. Я работаю учителем, историк-религиовед. Если вам понадобится помощь социального работника, то я буду к вашим услугам, — мало ли, он страхуется. Наверное, теперь это выглядит карикатурно.
— Учитель? Сразу было видно, что вор из тебя так себе. Не стоит, просто я знаю, на что способен человек, чтобы хоть как-то спасти того, кого любит. Возможно, это снова будет грубо, но в твоём случае ты больше искал помощи для себя. И не факт, что это не привело бы к куда более серьёзным последствиям, чем убитый в запале химик. — обычный учитель пришел в лабораторию, избил бедную лаборантку, извинился и ушёл. Однако, стоит ему протянуть женщине листок, он мягко ей улыбается, кивая на слова. — Я надеюсь, что у вас получится хорошо отдохнуть. Соболезнования я принимаю, ваши слова помогли мне иначе взглянуть на вещи. Даже не знаю, как далеко я мог бы зайти. Ваше начальство не шибко вас за это накажет? По крайней мере, мне хочется верить в то, что вас не настигнет штраф.
Она коротко закивала, выходя из архива, заперла дверь и пожала плечами.
— Мы все иногда работаем ночами, охранники даже внимания уже не обращают. Но всё мои коллеги в курсе, что я работаю в наушниках, и потому то, что звон разбитого в другом конце коридора не донесся до меня, их вообще не смутит, — спрятав ключ, Джейн вернулась в кабинет, остановившись и внимательно осматривая обстановку. Особенно дверь. Ни вмятин, ни следов крови. Повезло.
Женщина сняла лабораторный халат, оставляя его на спинке стула, подняла с пола сумку и снова посмотрела на мужчину. В этот раз уже без особого раздражения.
— Тебе лучше уйти так же как пришёл, родной. На входе стоят камеры, и если мы уйдем через главную дверь, то увлекательная беседа со служителями закона ждать себя не заставит, и даже самый большой дурак сможет сопоставить разбитое окно, мое обращение в клинику и то, что я выхожу с неизвестным в сопровождении. Так себе выйдет ситуация, золотко, потому лезь в окно, — ему не нужно долгих объяснений, чтобы понять, как им следует поступить в этой ситуации. Его сердце переполнено каким-то очень-очень скорбным спокойствием, тишиной, будто бы не бьется. Будто бы его вовсе там нет – в груди. Лиам поднимает увесистую сумку лизы, чтобы передать ей в руки, чтобы сама не гнулась, ведь и без того сегодня пострадала, а он не хочет её утруждать. Он бы вызвал ей такси за свой счет, да не может. Кажется, доползет домой только ближе к рассвету, потеряется где-то в глухих переулках, спрячется от людей, от мира, позорно скроет лицо за маской.