— Вижу. По-видимому, оно привлекает внимание всех верных вассалов его величества в этом городе.
— На это я вынужден заметить, сэр, что вы переоценили прозорливость моих сограждан. Оно уже много дней стоит на том самом месте, где вы его видите, и ни одной живой душе, кроме меня, даже в голову не пришло, что вид его подозрителен.
— Вот как! — пробормотал незнакомец, покусывая ручку хлыста и не спуская загоревшегося взгляда с лица портного, которого просто распирало от сознания важности сделанного им открытия. — А что же именно подозреваете вы?
— Может, я и ошибаюсь, сэр, — да простит меня бог, если это так, — но вот что я думаю насчет этого. Добрые люди Ньюпорта считают это судно и его команду честными и безобидными работорговцами и принимают их самым благодушным образом: кораблю предоставляется удобная и безопасная стоянка, а матросов радушно встречают во всех тавернах и лавках. Но я не хотел бы, чтобы вы думали, будто из моих рук вышла хоть какая-нибудь одежонка хоть для одного матроса с этого судна. Нет, пусть вам раз и навсегда будет известно, что с ними имеет дело молодой портной, по имени Тэйп, который приваживает к себе клиентов, всячески пороча тех, кто знает ремесло лучше его. Из моих же рук не вышло ничего даже для самого последнего юнги с этого корабля.
— Счастье ваше, что вы не захотели иметь ничего общего с этими негодяями, — ответил незнакомец в зеленом. — Но вы позабыли изложить мне основное обвинение, которое я должен предъявить им перед лицом его величества.
— Постараюсь как можно скорее дойти до самого главного. Вам следует знать, достойный и благородный сэр, что я многое перенес на королевской службе. Я прошел через пять жестоких, кровопролитных войн, не считая других испытаний и злоключений, которые смиренный подданный короля должен переносить кротко и безропотно.
— Все это будет доведено до монаршего слуха. Но теперь, достойный друг, облегчите вашу душу и откровенно сообщите мне свои подозрения.
— Благодарю вас, досточтимый сэр, я никогда не забуду вашей доброты, но пусть никто не скажет, что нетерпеливое желание обрести утешение, о котором вы упомянули, заставило меня открыться вам с неподобающей и легкомысленной поспешностью. Так вот, высокочтимый джентльмен, вчера в этот самый час я, погруженный в раздумье, сидел в одиночестве на своем верстаке — по той простой причине, что мой завистливый конкурент переманил к себе всех новых клиентов, а вы знаете, сэр: когда рукам нечего делать, начинает работать голова. Ну вот, я сидел, как уже кратко было мною упомянуто, погруженный, как любое другое сознательное человеческое существо, в раздумье о превратностях нашей жизни и о том, что я пережил в пяти войнах: ибо знайте, доблестный джентльмен, что, кроме случившегося в стране мидян и персов и мятежа Портеуса в Эдинбурге, пять жестоких и кровопролитных…
— По одному вашему виду нетрудно понять, что имеешь дело с воином,
— прервал его слушатель, едва сдерживавший нетерпение, — но времени у меня мало, и сейчас я хотел бы прежде всего услышать, что вы можете сказать о том судне.
— Именно так, сэр: кто перевидал на своем веку столько войн, тот неизбежно приобретает военную повадку. Так вот, к счастью, нам обоим нужно одно и то же, и я перехожу к той части моего секретного сообщения, которое имеет самое непосредственное отношение к этому кораблю. Итак, я сидел, размышляя о том, какими способами мой языкастый сосед переманил к себе неизвестных моряков, — а между прочим, сэр, этот самый Тэйп отчаянный болтун и вдобавок еще мальчишка, видевший не больше одной войны, — итак, я раздумывал, как же именно он отвадил от моей мастерской законных моих клиентов, и вот — вы же знаете: одна мысль порождает другую, совсем как в трогательных и мудрых воскресных проповедях нашего благочестивого пастыря, — пришло мне в голову следующее умозаключение: если бы эти моряки были просто честные и совестливые работорговцы, они не пренебрегли бы обремененным семьей тружеником и не стали бы сыпать свои законно заработанные деньги в руки жалкого болтуна. Я сразу решил, сэр, что тут что-то не так! Я горжусь тем, что так прямо и сказал самому себе, а затем тотчас же открыто задал вопрос всем, кто мог меня услышать: если они не работорговцы, то кто же? Даже сам король в августейшей своей мудрости согласится, что вопрос этот легче задать, чем на него ответить. Но я ответил: если это не невольничье судно и не военный корабль его величества, то каждому мыслящему человеку должно быть ясно, что это, по всей вероятности, не более и не менее как корабль известного вам гнусного пирата — Красного Корсара.
— Красного Корсара! — вскричал незнакомец в зеленом, так вздрогнув при этом, что можно было не сомневаться во внезапном обострении его интереса к рассказу портного. — Да, действительно, эта была бы тайна, достойная награды! Но почему вы так решили?
— По многим причинам, которые я сейчас перечислю по порядку. Во-первых, судно вооружено, сэр. Во-вторых, это не военный корабль, иначе про него знали бы все и я первый, ибо мне почти всегда перепадает что-нибудь от королевских моряков. В-третьих, это подтверждается бесшабашным и, можно сказать, нахальным поведением тех немногих матросов, которые сходили с него на берег. Итак, то, что основательно доказано, можно считать твердо установленным. Вот все, что я назвал бы, сэр, предпосылками моего умозаключения, и я надеюсь, вы должным образом доведете их до сведения его королевского величества.
Несмотря на то что свои несколько пространные рассуждения честолюбивый портной излагал довольно темно и путано, юрист прислушивался к ним с величайшим вниманием. Его проницательный взгляд беспрестанно переходил с корабля на лицо собеседника, но ответил он далеко не сразу. Беспечная веселость, с которой он представился и которую сохранял во все время беседы, сменилась озабоченностью и задумчивостью: ясно было, что, несмотря на его легкомысленный вид, человек этот при случае может быть серьезным и весьма рассудительным. Наконец, незнакомец внезапно стряхнул с себя задумчивость, на лице его появилось выражение искренности, смешанной с легкой иронией, и, фамильярно положив руку на плечо портного, который ожидал ответа, он промолвил:
— Ваше сообщение показывает, что вы достойный слуга короля. Всем известно, сэр, что за голову даже самого последнего матроса из команды Красного Корсара назначена большая награда, а уж тот, кто поможет предать в руки палача всю эту гнусную шайку, будет награжден особенно щедро. С уверенностью могу сказать, что за такую услугу можно удостоиться и других весьма ощутимых знаков монаршего благоволения. Например, некто Фипс, человек низкого происхождения, получил дворянство…
— Дворянство! — вне себя от восторга подхватил портной.
— Да, дворянство, — хладнокровно повторил незнакомец. — Почетное и благородное дворянство. Какое имя дали вам при крещении?
— Мое христианское имя, милостивейший и добрейший сэр, Гектор.
— А родовое? Как ваша фамилия?
— Мы всегда именовались Хоумспанами.
— Сэр Гектор Хоумспан! Неплохо звучит, а? Но, чтобы обеспечить себе такую награду, друг мой, вам необходимо помалкивать обо всех этих делах. Я восхищен вашей проницательностью и вполне убежден логикой ваших доводов. Вы весьма основательно доказали справедливость своих подозрений, и теперь я совершенно уверовал как в то, что корабль этот пиратский, так и в то, что вы вскоре будете носить шпоры и зваться сэром Гектором. И то и другое одинаково прочно укоренилось в моем сознании. Но в этом деле нам необходимо действовать с крайней осторожностью. Вы, кажется, сказали, что никому не сообщали о своих блестящих догадках?
— Ни единой душе. Тэйп, например, готов поклясться, что вся команда — честные работорговцы.
— Тем лучше. Сперва надо совершенно увериться в правильности наших предположений, а потом уж думать о награде. Мы с вами встретимся сегодня в одиннадцать вечера вон там, на оконечности мыса, где он врезается во внешнюю гавань. Оттуда мы как следует понаблюдаем, и завтра, когда рассеются последние сомнения, мы сделаем открытие, которое прогремит от Бейской колонии до Оглеторпа. А пока разойдемся, чтобы наш разговор ни в ком не возбудил подозрений. Помните: молчание, точность, королевская награда. Вот ваш девиз.