В этот раз заниматься препирательством я не стал. А перед выходом мы потратили некоторое время на «наведение марафета». Всё же проведенное в лакуне время дало некоторую пищу для размышлений, которые вылились в ряд новых модификаций тела.
Во-первых, я закрепил в своей боевой форме новую пару конечностей. Иметь лишние руки, как выяснилось, часто полезно и практично. Ими можно и мешок с пожитками придержать, и голову подобравшемуся вплотную теросу вскрыть. Разве что, сделал их поменьше и такими, чтоб они в «стартовом» положении прижимались к бокам, как у какого-нибудь киношного инсектоида.
Дальше поиграл немного с органами чувств, «подкручивая настройки и увеличивая диапазон». Чуть-чуть. Чтоб мозг постепенно привыкал к расширению восприятия.
Ну и напоследок немного попрыгал и покрутился, оценивая гибкость и маневренность тела. Ведь в отличие от всяких там «идеальных хищников» и прочих венцов природы, развивавшихся миллионами лет, я свой организм сверстал буквально на коленке, меньше, чем за две недели. Могли же в него закрасться какие-нибудь «конструкционные недочеты»? Вполне.
На удивление, всё работало как часы. И огрехов особых не наблюдалось.
— Ещё бы! — самодовольно фыркнул фамильяр, — Фирма веников не вяжет. Это ты в этой «индустрии» всего ничего крутишься, а у меня опыт исчисляется… ну, исчисляется!
Закончив с апгрейдом и закрепив на спине пожитки, я полюбовался результатами: Алукард уже традиционно направлял изображение прямо в мой мозг — никакого зеркала не надо. Так что сейчас я наблюдал, как все мои движения повторял не то рептилоид, не то инсект какой, закованный в хитин и чешую. С длинными, гибкими лапами и головой в замысловатом «шлеме», на котором красовалась зубастая улыбка.
Только в отличие от байкеров моего прошлого мира, что порой любили всякие «экзотические» головные уборы, моя пасть была не бутафорской, и могла широко раскрываться. Очень широко раскрываться.
С удовольствием зевнув, я заценил свой кошмар дантиста. В голове сразу вплыл образ Венома (видел я этот «шедевр»). Только я не обладал бесполезно болтающимся из стороны в сторону склизким языком.
— Такой язык хорош только для запугивания, или если мы его на манер хамелеоньего преобразуем, — вставил свои пять копеек Алукард. — Но если нам нужна будет ещё одна гибкая конечность для хватания, проще отрастить второй хвост.
— Согласен, — кивнул я, заканчивая с самолюбованием.
Прежде чем определить, куда же мы, наконец, двинемся, я в несколько прыжков вскарабкался на дерево и, удобно устроившись на толстой ветке, принялся обозревать окрестности.
— В долины спускаться не стоит. Там сейчас слишком оживленно, — размышлял мой напарник. — Тебя и в норах на предгорье за сутки нашли и Армагеддон устроили. А спускаться в более населенное место — лучше и не представлять.
— Да я уж понял, что пожить, как Ленин в Шушенском, мне не светит — быстро сбегаются почитатели моего высокого интеллекта. С настойчивым требованием поделиться и пораскинуть мозгами, — усмехнулся я, мысленно попрощавшись с образом шалаша на берегу небольшой речушки с видом на живописный пейзаж. Правда, перспектива постоянной беготни и кочевания с места на место уже заранее утомляла.
— Нам лучше найти место менее обитаемое. Сейчас, с освоенными тобой навыками сокрытия, мы не должны вызывать сильный переполох, и день-два на одном месте себе позволить сможем. А там… Займемся ударной прокачкой, и пора уже задуматься о привлечении новых Членов Стаи.
— Опять подальше в горы заберемся и уйдем в подполье? — сделал вывод я. — Или подземье. Хм. Никогда не думал о себе, как о представителе андеграунда.
— Вообще, логичнее будет сказать «подгорье». Или «внутригорье», — подхватил начатую мной игру слов Алукард. — В общем, с поверхности по-любому пока лучше убираться.
Я ещё раз огляделся, и тут меня осенило. Цвета! Здесь, в Лакуне, куда меньше оттенков, чем «за вратами». Листва интенсивно зеленая, гладь озера, виднеющегося в долине, практически черная. Всё словно нарисовано маркером — ярко, сочно, контрастно. Нужно будет как-нибудь обдумать этот феномен восприятия. Контрабандой обдумать, поскольку всё, что связанно с мыслительной деятельностью у нас — «товар, не желательный к ввозу». Привлекает слишком бурное внимание местных «таможенников».
Ещё немного полюбовавшись отчаянно синим небом (в Лакуне смена дня и ночи происходила волне штатно), я вдохнул полной грудью и соскользнул вниз. Поблагодарил деревья за пристанище и защиту.