— Похвальное намерение, — сказал Ришелье, — а все-таки скажите моему медику Шико, чтобы он осмотрел беднягу. Важно, чтобы он поправился. Но уверены ли вы, что граф де Море не узнал вас?
— Совершенно уверен.
— Что он мог делать, переодетый, в этой гостинице?
— Может быть, нам и удастся это узнать. Ваше высокопреосвященство не догадывается, кого я встретил на углу улиц Платр и Вооруженного Человека?
— Кого же?
— Да еще переодетую пиренейской крестьянкой.
— Говорите скорее, дю Трамбле; уже поздно, и у меня нет времени отыскивать разгадки.
— Госложу де Фаржи.
— Госпожу де Фаржи, выходящую из гостиницы? — воскликнул кардинал. — Она была одета по-каталонски, он по-баскски. Это было свидание.
— Я сказал себе то же самое, но свидания бывают разные, монсеньер. Дама не очень строгих нравов, а молодой человек — сын Генриха Четвертого.
— Нет, это не любовное свидание, дю Трамбле. Молодой человек возвращается из Италии, он проезжал через Пьемонт. Голову даю на отсечение, что у него были письма к королеве или даже к королевам. О, пусть он поостережется, — добавил Ришелье, и лицо его приняло угрожающее выражение, — два сына Генриха Четвертого уже сидят у меня под замком.
— Короче говоря, монсеньер, таковы результаты моего вечера; я счел их достаточно важными, чтобы доложить вам.
— И правильно сделали, дю Трамбле; так вы говорите, что молодой человек живет у герцога де Монморанси?
— Да, монсеньер.
— Уж не замешан ли и он в заговоре? Может быть, он уже забыл, что я отрубил голову одному носителю этого имени? Он хочет стать коннетаблем, как его отец и дед. Он и стал бы им, если б не Креки, вообразивший, что этот титул принадлежит ему как мужу одной из Ледигьер. До чего же, выходит, легко его носить, меч Дюгеклена! Но, во всяком случае, герцог — верный и преданный рыцарь. Я пошлю за ним. Его меч коннетабля находится под стенами Казаля, пусть он за ним туда отправится. Как вы сказали, дю Трамбле, вечер сегодня удачный, и я надеюсь хорошо его завершить.
— Какие приказания будут у монсеньера?
— Наблюдайте, как я вам сказал, за гостиницей «Крашеная борода», но не слишком явно; не спускайте глаз с вашего раненого, пока он не окажется в земле или не поправится. Что касается графа де Море, он, думаю, занят другой женщиной, а не этой Фаржи, у которой уже есть Крамай и Марийяк. В конце концов, дю Трамбле, существует Провидение и, как вы сказали, оно занимается этим делом. Но вы знаете, что Провидение не может со всем справиться в одиночку.
— А на этот случай создана поговорка или, вернее, максима: «Помоги себе сам, и Бог тебе поможет».
— Вы весьма проницательны, дорогой дю Трамбле, и для меня было бы большим несчастьем вас лишиться. Так что дайте мне время оказать папе услугу, избавив его от испанцев, которых он боится, и от австрийцев, которых он ненавидит, и мы устроим, чтобы первая же красная шапка, прибывшая из Рима, размером пришлась по вашей голове.
— Если бы она оказалась мне мала или велика, я попросил бы монсеньера подарить мне свою старую в знак того, что, каких бы милостей ни удостоило меня Небо, я никогда не буду считать себя равным вам, а всегда останусь вашим покорнейшим слугой.
И отец Жозеф, сложив руки на груди, смиренно поклонился.
В дверях он встретил Кавуа; тот посторонился, давая ему дорогу, как сделал это и при входе капуцина.
Когда Серый кардинал скрылся, Кавуа сказал:
— Монсеньер, он здесь.
— Сукарьер?
— Да, монсеньер.
— Значит, он был дома?
— Нет, но его слуга сказал, что, вероятно, он в игорном доме на улице Вильдо, куда нередко заглядывает; там я его и нашел.
— Пригласите его.
Кавуа, опустив глаза, не двинулся с места.
— В чем дело? — спросил кардинал.
— Монсеньер, я хотел обратиться к вам с просьбой.
— Говорите, Кавуа; вы знаете, что я вас ценю и рад буду доставить вам удовольствие.
— Я хотел узнать: когда господин Сукарьер уйдет, позволено ли мне будет провести остаток ночи дома? Со времени нашего возвращения в Париж, монсеньер, вот уже пять дней или, точнее, пять ночей я не ложился в постель.
— И вам надоело бодрствовать?
— Нет, монсеньер, это госпоже Кавуа надоело спать.
— Следовательно, госпожа Кавуа до сих пор влюблена?
— Да, монсеньер, но влюблена в своего мужа.
— Прекрасный пример для придворных дам! Кавуа, вы проведете эту ночь со своей женой.