Тимофей выскочил из штаба, как из парной. Ну, курцы, и ведь выдерживают такой дымище. Он на их месте, наверное, через час окочурился бы.
Маленько отдышался, помял занывшую, еще не совсем зажившую рану в левом плече, в которое угодила семеновская пуля под Тавын-Тологоем. Размыслил над полученным приказом. Стало быть, до Серебровской — кружным путем — верст тридцать пять-сорок. К сумеркам, если не спеша, в самый раз будет. Хорошо бы обойти Серебровку безлунно. Вот только округу тамошную надо как свои пять пальцев знать. А в сотне — ни одного серебровца. Проводника сыскать бы...
Из штаба Тимофей забежал в санитарный взвод проститься с Любушкой. Кто знает, как сложится рейд сотни по вражескому тылу. Вообще-то он везучий, Тулагину не впервой водить ребят на рисковые дела. Всяко, конечно, бывало, но пока и он и его люди успешно справлялись с заданиями.
Любушка встретила Тимофея тревожным взглядом. В горячее время боев он редко к ней наведывался. И то, как правило, перед уходом в какой-нибудь опасный рейд. Сейчас по чрезмерно сбитой на затылок фуражке и по суженным щелкам глаз она поняла безошибочно: опять уезжает.
— Надолго? — застыли в робком вопросе ее обветренные губы.
— Что ты, глупенькая, так растревожилась? — заговорил Тимофей ласково, успокоительно. — Да никуда я далеко от тебя не уеду... Мигом на разведку в Серебровскую — и назад.
— Боязно мне, когда ты отлучаешься. Чего-то нехорошее предчувствую.
Любушка была на седьмом месяце. Чем ближе подходило время родов, тем все больше она страшилась и за себя, и за ребенка, и за Тимофея.
Тулагина радовало, что его восемнадцатилетняя жена скоро станет матерью, что у них будет сын (они оба верили, родится казак). В то же время его волновало их будущее. Смутно-то как нынче. Совсем недавно казалось, что с тревогами, боями и кровью навсегда покончено. После победного штурма Красной гвардией Тавын-Тологоя семеновцы еле ноги унесли в Маньчжурию. Контрреволюция развеялась, богатеи поприжали хвосты. Советская власть вроде твердо вставала на ноги в Забайкалье. И вот снова каша заваривается. С запада белочехи идут, взяли Верхнеудинск, к Чите прут. А тут Семенов скопил силы, снова перешел границу и уже захватил несколько станций, сел и станиц.
В последние дни Тимофей все чаще и чаще подумывал о том, чтобы оставить Любушку в каком-нибудь тихом поселке у добрых людей. Спокойно бы там доносила и разродилась благополучно. Однажды он высказал ей свою мысль. Так, где там, и слушать не захотела: «Пусть на подводе рожу, но чтоб с тобой рядом...»
Тимофей трудно прощался с женою.
— Ну ты, Любушка, это... не переживай тут, — с неумелой нежностью гладил он ее своей большой, грубой рукою по русой голове, как маленькую девочку. — Я для тебя, может, меду или пряников с изюмом раздобуду в Серебровской...
— Ничего не выдумывай, — Любушка прильнула к потному, запыленному Тимофееву френчу. — Целый бы вернулся.
Подошла Настя-сестрица, так ласково называли бойцы черноглазую молодую метиску-гуранку Анастасию Церенову за добрый нрав. Она была подругой Любушки.
— Вернется, — сказала Настя-сестрица, мягко отстраняя от Тимофея дрожащие руки Любушки. — Как не вернется? Такой лихой казак не может не вернуться...
К Серебровской сотня Тулагина подошла в сумерках. Тимофей послал в станицу своего друга и однополчанина по германскому фронту командира первого взвода Софрона Субботова с тремя бойцами разведать обстановку. Разведчики вернулись с бородатым стариком, который вызвался скрытно провести красногвардейцев по-за станицей и указать дорогу до станции.
— Гарнизон в станице есть. Дык какой гарнизон?.. — басил на расспросы Тулагина старик. — Полторы калеки. За атамана тута нашинский, из кулаков, урядник Шапкин. Ну и дружина. А закордонные семеновцы, так энти только наездом заезжают. Вчерась были, однако... Придут, понахватают, как бандиты, у народа добра всякого и уметутся. Кто супротив — шомполами, а то и порубают до смерти...
Старик согласился помочь красным бойцам, как он выразился, потому что сочувствующий. И сын у него в войске Лазо поклал голову за Советскую власть, про что бумага казенная имеется. А кроме того, урядник Шапкин вчера натравил на него семеновцев: корову забрали, два тулупа... Вот теперь и отомстит он бандитам за их злодеяния.