— Вот этого я вам сказать не могу, — горько усмехнулся Шарвен. — Пока я никто…
— Простите глупую женщину, мсье Шарвен, но я ничего не понимаю. Случилось что-нибудь особенное? Вы больше не захотели летать?
— Меня выгнали из авиации. Совсем. За крайне слабые летные качества.
— Господи боже ты мой! — воскликнула женщина. — Зачем это вы на себя наговариваете, мсье Шарвен! Можно ли поверить, чтобы у вас были крайне слабые летные качества? Я скорее поверю тому, что Пьер Лонгвиль воскреснет из мертвых, чем вашим словам. Нет и нет!
Она хотела сказать что-то, по увидела, как в приоткрывшуюся дверь вошла женщина.
— Мадемуазель Жанни де Шантом! — шепотом проговорила мадам Лонгвиль и поспешила навстречу Жанни.
Шарвен продолжал сидеть, думая о том, как смягчить удар, который он нанесет сейчас Жанни. Она, конечно, постарается сделать вид, будто ничего страшного не произошло. А между тем денег на черный день у них не было отложено, и вопрос, как и чем жить, встанет перед ними уже сегодня.
Отдав мадам Лонгвиль шляпку, Жанни мимоходом остановилась у зеркала и привычным жестом поправила прическу. Шарвен сказал:
— Может быть, ты поприветствуешь меня, Жанни?
Она подошла к камину и села на ту самую скамейку, где до этого сидела мадам Лонгвиль. Положив руки на колени Шарвена, Жанни смеющимися глазами показала на пустую рюмку:
— Кутишь? Кутишь в одиночестве?
— Две рюмки «камю», мадам Лонгвиль! — крикнул Шарвен. — Знаешь, Жанни, за что мы сейчас выпьем? За новую жизнь!
— За это стоит выпить, — согласилась Жанни. — Три рюмки «камю», мадам Лонгвиль. Мы приглашаем вас выпить с нами за нашу новую жизнь.
— А почему ты не спрашиваешь, какая она, эта новая жизнь?
Шарвен хотел придать своим словам и своему тону полушутливый оттенок, но ничего из этого не получилось: голос его дрогнул, и он опустил глаза.
Дождавшись, когда подошла мадам Лонгвиль с наполненными рюмками, Жанни сказала:
— Я все знаю, Арно. Знаю, может быть, даже больше, чем ты… Помнишь полковника Бертье? Того самого доблестного летчика, который с воздуха поджигал африканские хижины и расстреливал «вооруженных до зубов дикарей»? Я случайно встретилась с ним два часа назад. И он все мне выболтал. Они вышвырнули тебя из авиации, преследуя одну-единственную цель: оставшись без сантима в кармане, Жанни де Шантом приползет к своему папаше на коленях и со слезами на глазах взмолится: «Прости заблудшую дочь, отец, открой двери отчего дома, и я стану послушнее, чем самая кроткая овечка…»
— Я догадывался об этом, — сказал Шарвен.
— Какая несправедливость! — воскликнула мадам Лонгвиль.
— Несправедливость? — Жанни зло рассмеялась и до дна выпила свой коньяк. — Вы очень добры, дорогая, называя несправедливостью то, что является грязью и подлостью… Если бы ты видел, Арно, как смотрел на меня Бертье, когда говорил со мной! Будто перед ним падшая женщина, нищенка, которой бертье, шантомы и тенардье протягивают руку помощи… В конце он сказал: «Милая Жанни, если вы не станете возражать, я, как ваш давний друг, готов взять на себя обязанности посредника между вами и вашим отцом. Поверьте мне: я сумею уладить все быстро и без особого шума».
— А-ты? — спросил Шарвен.
— Я? Я у него спросила: «Скажите, мсье Бертье, вам никогда не приходилось играть роль посредника между палачом и его жертвой? Мне кажется, в этой роли вам удавалось бы улаживать дела еще быстрее… В пользу палача, конечно». Он смерил меня вот таким взглядом и бросил: «Придет время, мадемуазель де Шантом, когда вы пожалеете о только что сказанном».
Весь июнь и большую часть июля Шарвен тщетно пытался найти работу в какой-нибудь частной компании, где были свои самолеты. Однажды, правда, ему как будто повезло. Наткнувшись на объявление, что некий владелец парфюмерных заведений ищет лично для себя шеф-пилота, Арно сел на поезд и помчался в Марсель. Разыскав нужный адрес, он явился в богато обставленную приемную конторы парфюмерного короля. Тщедушный человечек с мордочкой хорька, к которому Шарвен обратился, сказал:
— Да, моему хозяину нужен пилот. При вас есть какие-нибудь документы? Оставьте их мне, через пару дней я сообщу вам результат.
Два дня Арно бродил по набережным Марселя, с интересом наблюдая за работой докеров. Чтобы не тратить лишних денег, обедал он в портовых харчевнях, где было намного дешевле, чем в кафе и ресторанах. Никто здесь не обращал на него особенного внимания, хотя все эти люди — докеры, матросы, веселые женщины с ярко накрашенными губами, капитаны многочисленных буксиров и лоцманы — хорошо знали друг друга, и было похоже, что тут обитает какой-то большой клан со своими укладами, привычками и никем не писанными законами. Здесь много пили дешевого кислого вина, шумели, азартно спорили, но Шарвен никогда не видел, чтобы дело хоть раз дошло до драки.