Наконец Ун забрался в люк и нерешительно ступил на покатый пол. Если бы шторма не случилось, если бы вышка стояла прямо, как раньше, он бы все равно чувствовал себя здесь неуверенно. Не нужно было быть плотником, чтобы увидеть, как сильно прогнили доски, и чувствовать, как они пусть и слега, но прогибаются под каждым шагом.
«Лучше тут не задерживаться», – подумал Ун и взялся за широкобокую грузовую корзину. Сначала он собрал все самое важное: смотровой линзовый аппарат, чуть помятый от удара о стену, журнал наблюдений, три ящика сигнальных ракет и два сигнальных пистолета, бумажные упаковки винтовочных патронов – потом пристроил рядом остальные мелочи, какие смог уместить: одеяла, подушки, посуду.
Сторожевые башни в зверинце тоже были забиты всяким личным хламом. Хотя это и запрещалось, каждый пытался припрятать там что-нибудь свое, чтобы скоротать душную скучную смену... Ун отмахнулся от мыслей о прошлом, нервно постучав кончиками пальцев по фляге с настойкой, и продолжил укладывать вещи в корзину, слушая, как ветер, играя, щелкает занавесями из тонких деревянных реек. Он несколько раз проверил, что крепления корзины надежны и плотно закрепились в пазах, открыл грузовой люк, запустил лебедочную машину, понаблюдал немного, как она начинает дрожать и разматывать трос, медленно опуская ценный груз к земле, а потом поднялся на ноги.
Все в нем разрывалось между страхом и любопытством, но Ун все-таки пересилил себя, аккуратно прошел по покатому полу к стене, смотрящей в сторону моря, поднял занавесь на широком окне и застыл, боясь даже вздохнуть.
«Хорошо, что я поднимался спиной к воде, а то бы не долез...»
Море лишало его слов и поражало красотой, но отсюда, из-под самого неба, оно выглядело другим. Нет, море не стало казаться жалким или беспомощным, напротив, только с такой высоты можно было понять, насколько же оно бескрайнее, и насколько же повезло Империи иметь такой щит, стену, надежно отгораживающую их землю от дикарей.
Ун оперся руками о раму, подался вперед, пока пронзительный ветер гнал слезы по его щекам. Далеко внизу, в волнах, мелькнула серебристая спина с острым плавником. Эта рыба была гигантской, наверное, с вагон поезда, а то и два, и могла бы проглотить любого разумного, если бы захотела, но в море она была лишь незначительным и незаметным мазком.
«А может, там уже и нет никаких островов?»
Глядя на море отсюда, а не с берега, Ун больше не был уверен, что где-то там, за горизонтом, существовала еще хоть какая-то земля. И то что сама Империя не затоплена – казалось милостью и чудом,..
Деревянная рама под ладонями измучено заскрипела, вторя тяжелым вдохам всей вышки, Ун пришел в себя, отпрянул назад, начал боком подниматься к люку и пустился в обратный путь. Спускаться оказалось не многим легче, чем подниматься – приходилось чаще смотреть вниз, борясь с головокружением и дрожью.
Когда Ун наконец-то оказался на твердой земле, то почувствовал, что сердце его бешено колотилось, затылок взмок и пот катился по спине. Но это было неважно. Перед глазами его стояло море во всем своем великолепии, скрывающем еще нерожденные бури в черных глубинах, и...
Стоило только Уну повернуться и встретиться взглядом с Ганнаком, как от воодушевления камня на камне не осталось. Хуже того, старик Тамман, возившийся с корзиной и грузами, тоже теперь посматривал на него с подозрением. Неужели одному болтливому норну достаточно какого-то получаса, чтобы заразить другого норна своим сумасшествием? Ун бы снова отвернулся и сделал вид, что ничего не замечает, но ноги сами собой понесли его к Ганнаку. Тот уже было собрался в который раз начать «отгонять» от себя зло, Ун схватил его за запястье, крепко сдавив, и медленно сказал, перейдя на норнский, чтобы этот пустоголовый дурак смог все как следует понять:
– Сделаешь так еще раз, и я сломаю тебе пальцы.
Он сам не ожидал, как убедительно прозвучит угроза, и еле удержался, чтобы не состроить удивленное лицо – испортил бы все дело. И эти волшебные слова подействовали.