Уну стало не хватать воздуха, голова начала немного кружиться, и чтобы хоть немного прийти в себя он запрокинул голову и посмотрел на два высоких флагштока, установленных прямо возле деревянной трибуны. На фоне молочно-бесцветного неба они казались темными, почти черными, но удивительно величественными и недосягаемыми. Какой смысл ему хвататься за никчемное знамя своего муравьиного отряда, когда там, в вышине, птица раскинула крылья над всеми ними? Чего стоят его волнения и страхи?
– Выровняться!
Приказ инструктора заставил Уна вздрогнуть, оторвать взгляд от флагов. Он повернул голову налево и негромко, но четко повторил приказ:
– Выровняться!
Его товарищи, такие взбалмошные, вечно готовые выкинуть глупость в самый ответственный момент, вдруг обратились в единую силу, как тогда, во время радио-объявления в классе. Им хватило каких-то секунд, чтобы строй превратился в нечто очень близкое к идеалу, отчего даже инструктор не нашелся с замечаниями.
Справа, из-за поворота, медленно выехал приземистый темно-зеленый автомобиль с открытым верхом. Ун замер. Отец рассказал, чего стоит ждать, но он все никак не мог поверить в происходящее.
На переднем сидении рядом с шофером сидел сам генерал Битт. Ун его сразу узнал. А как можно было не узнать этого раана? Конечно, седины в его волосах теперь было больше, чем красного, пятна на морщинистом лице выцвели, и на старых фотографических карточках в газетах он не выглядел таким широким, но вот взгляд, пусть теперь и подслеповатый, остался по-прежнему узнаваемо пронзительным и грозным. Защищая мир в империи, генерал обрушил гнев стальных птиц на островных дикарей во время последней Внешней кампании. С тех пор они и думать не смели о новой войне или атаке. Его порой в шутку, порой всерьез называли «последним настоящим генералом». Раньше Уна это задевало, но после встречи с полосатыми макаками он начал мечтать о боевых подвигах аккуратнее. Может, не так и плохо, что войны больше не будет? Такой войны, в которой прославился его прадед. Может быть, стоило не завидовать старику-генералу, но просто искренне благодарить его?
Проезжая мимо построения школьных братств, генерал Битт иногда приветственно взмахивал рукой. Когда машина поравнялась со строем Уна, мальчик вытянулся так, как не смогли бы заставить его никакие угрозы и толчки. Генерал повернулся к шоферу, спрашивая его о чем-то и поглядывая на наручные часы.
Ун проглотил досаду и крепче вцепился в знамя, чуть отвернул голову в сторону и увидел серый мундир инструктора. Тот замер в военном приветствии.
«Он ведь даже не смотрит на вас», – подумал Ун с сочувствием, обретя в инструкторе неожиданного товарища по несчастью. Но ни единая мышца не дернулась на лице старшего, и он не отрывал пальцы от виска вплоть до того момента, пока автомобиль не остановился перед деревянным помостом.
Водитель в аккуратной темно-синей форме открыл дверцу с легким поклоном, и генерал, неловко переваливаясь и оправляя китель, вышел из автомобиля, разминая плечи и руки. К нему поспешили несколько взрослых в строгих костюмах. Он отмахнулся от них, как поступил бы и отец, и тяжело поднялся по деревянным ступеням к кафедре с установленными громкоговорителями.
– Так! – рявкнул генерал, и у Уна на затылке волоса встали дыбом от эха, трижды прокатившегося по улице.
– Сегодня по-настоящему великий день, и мне доверено передать вам, нашему будущему, слова его величества.
«Да, тут творится история и мы в ней», – подумал Ун и решил, что ему стоит завести дневник. Нельзя забыть этот момент, а он ведь сотрется, как уже стерлось из памяти раннее детство. Может быть, через сорок лет какой-нибудь историк попросит его поделиться записями об этом дне? Может быть, через сорок лет жизнь станет такой спокойной и скучной, что нынешние мелочи будут казаться почти историями из легенд?
– …. и господа министры отговаривали его величество. Они говорили, что вы все слишком малы и неразумны. Что вы будете мешать, – на этих словах генерал замешкался, заглядывая украдкой в бумажку, которую разложил перед собой на кафедре. – Но император с присущей ему мудростью ответил на эти возражения твердым «нет». Он хочет, чтобы вы были свидетелями той клятвы, которую сегодня принесут сорены. Чтобы вы приложили руку к общему делу и к той добровольной жертве, которую принесет сегодня этот народ. Великий император верит, что вы достойные сыны и дочери нашей Родины и что подойдете к делу ответственно. Не подведите его величество и славу империи!
Ответом ему был общий взбудораженный рев: